Хунсаг пытался обратиться к духам, предположив, что мертвеца можно каким-либо образом снабдить чужой энергией. О подобном он читал у Блаватской:
«…Недалеко от Исламабада мы познакомились с ламаистами, нанесли визит, установили дружеские отношения… У бедной женщины в соседнем поселке был взят трех-четырехмесячный ребенок. Ребенка положили на пол, под одеяло, начали медитировать, и единственным звуком был плач ребенка. Потом его движения прекратились. Казалось, его маленькое тельце окоченело. Внезапно мы увидели, что ребенок как бы какой-то силой был приведен в сидячее положение. Еще несколько рывков, и четырехмесячный ребенок, как автомат, которым движут невидимые ниточки, встал на ноги. Младенец стоял перед нами, прямо и неподвижно, как взрослый. Это удивительное существо приблизилось на два шага и начало на тибетском языке произносить слова, которые принято говорить при воплощении Будды. Не было никакого обмана, чревовещания. Губы младенца шевелились, а его глаза, казалось, искали душу. Потом младенец снова стал плачущим ребенком…»
Хунсагу приходилось изучать западную магию у одного замкнутого британского мизантропа. Тот работал с семьюдесятью двумя духами, перечисленными в соломоновой «Гоэтии». Ничего не получилось.
— Да, бабушка присутствовала при такой церемонии в Африке, — зевнув, сказала Софья так, словно речь шла о чем-то будничном и привычном. — Колдун оживил мертвеца, и тот принялся ползать по хижине.
— Ползать? — вскинул брови Хунсаг.
— Ну да. Там была какая-то межплеменная разборка, и одному юноше, перед тем как его убить, обе ноги автоматной очередью прострелили. Ходить он не мог. Вот его и оживили.
— И… что потом?
— Кажется, уполз в джунгли.
Хунсагу стало прохладно. Он отодвинул чашку с остывшим шоколадом, поднялся, подобрал с пола свою скомканную одежду. Потом подобрал и шаль Софьи, накинул ей на плечи.
Ее лицо было таким безмятежным. Хунсаг вглядывался в ее черты и никак не мог рассмотреть за этим иконописным покоем ту дьяволицу, которая еще час назад каталась с ним по полу, запрокидывала голову, кусая губы. Теперь девушка казалась воплощением света.
— Пора тебе, — вдруг не глядя на него, сказала Софья.
— Что? — изумился Хунсаг. — Я думал, мы…
— Мне тоже так в какой-то момент показалось. — Софья грустно улыбнулась и плотнее запахнула на груди шаль. — Но после того, как ты рассказал все… Не по пути нам с тобой, Хунсаг.
Его губы скривились.
— Хочешь сказать, ты меня осуждаешь?
— Не думаю, что я имею право хоть кого-то осуждать, — нахмурившись, покачала головой девушка. — И в словах твоих есть близкие мне идеи… Я тоже считаю, что человечество добровольно идет к гибели. И тоже считаю, что спасти его может только появление новой расы.
— Что же тебя в таком случае смущает?
— Понимаешь… Ты решил, что проще уничтожить тех, кто недостоин, и оставить только тех, в ком есть сила, мощь и желание идти вперед. Мы же с бабушкой всегда думали, что Вселенная хоть и состоит из разных организмов, клеток, но все же является единым целым. Как человеческое тело. Сколько в нем клеточек, сколько органов, и каждый работает сам по себе, выполняя собственную функцию. И все-таки мы не наделяем печень или желчный пузырь самостью. Так и люди. Все люди, по сути, одно и то же. И путь к спасению — осознание этого равенства. Если каждый человек сможет осознать, мы все будем спасены.
— Бред! — воскликнул Хунсаг.
Но Софья, казалось, его не слушала.
— Самоотрицание — вот путь к спасению, — продолжила она. — Но парадокс в том, что самоотрицание невозможно без предварительного самоутверждения. Для того чтобы отказаться от своей исключительной воли, нужно сначала иметь ее. А с этим — проблема. Нет у современного человека ни воли, ни желания ее развивать. Ну, то есть у большинства людей. Современное сознание признает за человеком божественные права, но не дает ему ни божественных сил, ни божественного содержания.
— Но ты же сама сказала, что есть люди, наделенные божественной силой.
— Но не божественным содержанием, — повторила она. — Вот, например, ты. Сила в тебе мощная и чистая. Но ты не понимаешь даже основ. Не понимаешь самого главного.
— И что же, по-твоему, главное?
— Конечно любовь, — с уверенностью ответила Софья.
— Любовь… — поморщился Хунсаг. — Любовь — всего лишь одухотворение чувственности.
— Пошлость и ерунда. — Софья нервно заправила за ухо выбившуюся прядь. — Понимаешь, смысл заповеди «возлюби ближнего своего как самого
