Союз нерушимый, республик свободных…
Это была обыкновенная московская коммунальная квартира, населенная самым разным народом.
Шесть комнат, и бесконечно длинный коридор, хоть на велосипеде катайся. В конце кухня, рядом ванная и туалет. В кухне была еще одна дверь, на черную лестницу, но ей почти не пользовались — черный ход вел в колодец внутреннего двора, откуда попасть на улицу можно было лишь через лабиринт подворотен. Для того, чтобы прислуга не беспокоила «чистую публику» — при царе здесь жили Чины уровня статского советника (что-то возле полковника, если перевести на армейский). После революции квартира стала коммунальной — до двадцать третьего года, когда сюда вселился один ответственный товарищ с семьей; в тридцать седьмом жилье снова сделали «коммуной».
Жили здесь самые разные, обычные советские люди. В целом, дружно, хотя иногда бранились, особенно по утрам, собираясь на работу, и сталкиваясь возле кухни, в конце коридора. Но все понимали, что им вместе жить и дальше, а эта квартира была далеко не самым худшим вариантом, в сравнению с бараками на окраинах, где комнатки маленькие, как вагонные купе, лишь нары и столик умещаются, потолки рукой можно достать, а «удобства» одни на двадцать комнат, и еще хорошо, если в конце коридора, а не будкой во дворе, и за водой надо на угол к колонке бежать с ведром. А самый худой мир все же лучше ссоры — так что давайте все жить дружно, мы ж не какие-нибудь фашисты-капиталисты, чтобы друг с другом конкурировать, мы и слова-то такого не знали?
Тем более, жить действительно стало лучше. И веселее. Война кончилась, все живы-здоровы, одеты, обуты, не голодают. И цены снижают, уже каждый год после Победы, 1 апреля. А зарплаты растут, хоть и немного — вон, Петр Иванович новые ботинки купил, от чешского «Бати», а Марья Степановна в «Риме» разоделась, как картинка журнальная, Катя с Людочкой тот каталог смотрели и ахали завистливо. А после, скооперировались: удачно, что в журнале выкройки были — Петр Иванович со студентом Сеней рассчитывали, чтоб по меркам поправки внести, и на миллиметровке чертили, затем перенесли на ватман, а юбки солнцеклеш-миди просто куском мела на нитке, как циркулем, круги обвели прямо на ткани, сначала сметали по-живому, примерили — а затем с Марьей Степановной, как хозяйкой единственной в квартире швейной машинки, договорились по-добрососедски, она по-быстрому прострочила — и платья вышли, ну просто чудо, как у киногероинь! Материал, самый дешевый ситчик, зато фасон совершенно как в журнале, издали так и не отличить!
— Я в нем, как Лючия Смоленцева! — восклицала Катя, вертясь перед зеркалом — но теперь к нему шляпка нужна, широкополая и с вуалеткой! Петенька, ну после всего, мы можем себе позволить, приодеться, хорошо наконец пожить?
Скромный советский инженер Петр Иванович молчал. Возможно, он вспоминал «Двенадцать стульев», как там одна особа так же вздумала состязаться с мисс Вандербильт. У Петра Ивановича же мечта была другая. И момент для разговора с женой удобный — только что из кино пришли, с последнего сеанса, новый фильм не про войну и подвиги смотрели, (навидались, наслушались, даже те кто сам не участвовал), а лирическую комедию, «К Черному морю», про то как молодая пара едет на собственной машине в Крым, через всю страну, попадая по пути в разные забавные ситуации. С этого лета впервые бензин стали отпускать не по «фондам» через учреждения, а в свободной продаже — и частные автомобили как-то сразу перестали быть редкостью. Конечно, «Победу», как у героев фильма, купить почти за двадцать тысяч мог далеко не каждый — но «москвич» (в девичестве, «опель-кадет») и «пионер» (в иной истории «фольксваген-жук», сходящий с конвейера до 1980х), вполне мог себе позволить инженер, ученый, или даже передовик производства.
— Кать, а давай машину купим? — решился наконец Петр Иванович — девять тысяч, если с моей зарплаты половину откладывать, как раз к следующему лету накопим! И на природу в выходной сможем выбраться — а в отпуск, на юг, в Ялту?
— Лучше на поезде — ответила жена — я пальто хочу, как в журнале, «летящее», без рукавов. И шляпку, обязательно! У нас в отделе все девочки в шляпках ходят, одна я в беретике, немодно так совсем. Осень уже — а мне одеть нечего!
— В «разлетайке», ветер дунет, улететь можно! — сказала Люда — полы все на голове, и хорошо, если не вместе с подолом. И при этом еще и в шляпке — вот будет зрелище!
— Все носят, и ничего! — ответила Катя — а что развевается, так это даже красиво, как в кино, та сцена объяснения на морском берегу. Петенька — тут Катя сложила губки — мне пальто сейчас нужно! А на машину откладывать, вдруг снова бензин сделают только «прикрепленным», и выйдет как у товарища майора — Катя посмотрела на мужа Марьи Степановны — «оппель-капитан» из Германии привез, а ездить не получалось.
— С бензином были временные трудности, потому что все силы страны были брошены на восстановление народного хозяйства. Но добыча нефти с каждым годом растёт, читали, надеюсь, в «Правде» про «Поволжское Баку» — авторитетно сказал майор Колосков — так что не беспокойтесь, теперь бензина всем хватит! И в следующем году снова цены снизят весной — так что вам, Петр Иванович, денег и на «москвич» хватит, и супруге на пальто. Только простите, вы на югах купаться-загорать желаете? Так ближе место есть — на Рижском взморье, там вода теплая, и такие пляжи! Хотя там с осторожностью надо — с шоссе не съезжать, особенно в лесах. Не пугайтесь, банд там нету уже — но особый режим сохраняется. А значит — посты, патрули, документы проверяют часто, туда нельзя, сюда нельзя. Где территория к Ленобласти или к Белоруссии отошла, и население успело в большинстве смениться, там порядок и законность, как под Москвой. А вот там, где бывшие три республики, сейчас в одну объединенные, иногда такой бардак встречается, хоть в «Крокодил» пиши! Можете например, в село въехать…
— И не выехать? — охнула Катя — бандиты убьют, ограбят, и не узнает никто?
— Года четыре назад, так и было бы — серьезно ответил майор — но мы там кулачье и бывших помещиков, которые больше всех мутили, кого в
