И тут мои барабанные перепонки едва не лопнули.
Банка в руках Дженин оказалась воздушной сиреной. Дженин запустила ее, и та разразилась оглушительным тревожным воплем. Одного раза Дженин показалось мало, и она повторила процедуру. И еще раз.
При первом сигнальном гудке небесный кит замедлил ход и с любопытством огляделся. При втором он задергался. При третьем уже опустил голову, выпустил весь воздух из легких, чтобы изменить воздушный баланс, и нырнул.
А если точнее, камнем рухнул вниз. Всего через несколько секунд он был уже далеко и стал не больше рыбешки на вид. Потом мы увидели, как он замедлил падение и снова плавно заскользил по небу.
С китобойного судна раздалась громкая брань в наш адрес. Но Дженин верно заметила: что они могли нам сделать? Ничего противозаконного она не совершала. Просто испытала нашу тревожную сирену. Она, к счастью, оказалась в прекрасном рабочем состоянии.
И все же, чтобы перестраховаться, Каниш раскрыл солнечные панели. Мгновения спустя мы уже стремительно уплывали от китобоев и вскоре были на безопасном расстоянии от их гарпунов – мало ли что им взбредет в голову.
– Они и так поймали двух китов, – сказала Дженин. – Нечего! Ну сколько им нужно, чтобы наесться?
Она ушла в рубку поставить сирену на место.
Ее мать встала у штурвала, а Каниш занял привычное место на палубе и стал глядеть оттуда в пустое синее небо с непроницаемым, загадочным выражением лица. На нем можно было вешать табличку: «Не беспокоить». Это было его любимое времяпрепровождение: высматривать облака. И оно ему никогда не наскучивало.
Целый день ушел на то, чтобы найти новые облака и конденсировать из них воду. К этому моменту мы отклонились от нашего курса на полдня. Каниш «почуял» воду уже через пару часов, но много времени ушло на то, чтобы ее найти – не просто почуять, но и увидеть.
На самом ли деле он чуял воду, или просто вел нас наугад и наудачу, я так и не понял. Спрашивать у него, тем самым вслух усомнившись в его способностях, я не собирался.
Мы нашли облака, густые и холодные. Как только мы вошли в их гущу, мы с Дженин включили компрессоры, и баки стали медленно набираться. Делать было нечего, только ждать. Дженин встала у кормы, и я присоединился к ней.
– Что будем делать? – спросил я.
– Когда?
– Сейчас. Когда наберется вода.
– Поедем продавать воду, – ответила она. – На Острова Инакомыслия.
– А потом?
– А потом поплывем на Запретные Острова за моим отцом. И спасем его.
– Как конкретно мы это сделаем? – спросил я. – Как мы его спасем? Тебе приходило в голову, что это может оказаться не так просто?
– Мы и не рассчитываем, что будет легко. Мы никогда на это не рассчитываем.
Она подошла к аппарату проверить давление. Я пошел за ней.
– Дженин, ты все время увиливаешь. Я спрашиваю, как конкретно мы пришвартуемся на Острове Квенанта, как мы останемся незамеченными? – настаивал я. – Как мы спустимся на остров, чтобы нас не увидели? Мы же чужаки, неужели никто не обратит внимания, если мы станем гулять там по всему острову? А потом что? Вот так запросто найдем твоего отца, выпустим его из тюрьмы и уедем с острова, и никто ничего нам не сделает? Вы хотя бы знаете, где его держат?
Она наградила меня типичным для нее бесстрастным взглядом, словно напоминая мне, что я тут посторонний, и всегда останусь таковым, и что меня тут просто терпят.
– Не переживай, – сказала она. – Тебе ничего опасного для жизни делать не придется. Мы этого не требуем. Просто жди нас на корабле, смотри, чтобы никто не взошел на борт, и держи судно наготове к нашему возвращению.
– И как мне это делать? На острове, кишащем религиозными психами, где в каждой щели и на каждом углу развешаны петли? У них же любимый способ разобраться с человеком, который им не нравится, это повесить его.
– Тебе нужно будет только причалить с нами. Там мы спустимся на остров, а ты останешься стоять над берегом.
– Что, если меня увидят?
– Ну и что?
– Разве они не придут за мной?
– С какой стати? Ты ведь ничего не делаешь. Если они будут что-то предъявлять тебе, можешь просто выйти в нейтральную воздушную зону. Пока ты не ступил на их землю, они не смогут тебе навредить.
– Разве они не будут преследовать нас, когда вы вернетесь с отцом?
На самом деле, мне хотелось сказать «если вы вернетесь», но это прозвучало бы совсем плохо.