будет болеть голова, что меня будет тошнить как минимум раз в день и что я лишусь аппетита и сна. Даже переворачиваясь — на камнях под полом палатки, каждый из которых мое тело запомнило после первой же ночи, — я просыпаюсь от беспокойного сна и тяжело дышу. Это абсурд. Базовый лагерь находится на высоте всего 16 500 футов. Настоящее восхождение начнется только выше Северного седла, до которого еще примерно половина высоты базового лагеря. Шестнадцать тысяч пятьсот футов — это немногим выше, чем альпийские вершины, на которых я резвился прошлым летом, убеждаю я себя. Почему же там было все в порядке, а тут — нет?
«Обычно ты проводил на тех вершинах не больше часа, идиот, — объясняет мне разум. — А тут ты пытаешься
В эти три ужасных дня у меня нет никакого желания прислушиваться к доводам моего проклятого разума. Я также изо всех сил стараюсь скрыть свое состояние от остальных, но Же-Ка делит со мной палатку, и он слышал, как меня тошнит, слышал мои стоны по ночам, видел, как я стою на четвереньках на спальном мешке и тяжело дышу, как больная собака. Остальные, наверное, заметили мою вялость, когда мы ели или планировали дальнейшие действия в «большой палатке Реджи», но никто ничего не говорит. Насколько я понимаю, ни на Реджи, ни на Дикона высота не действует, а у Жан-Клода легкие симптомы прошли на второй день пребывания в базовом лагере.
Несмотря на жуткий холод, ветер и снег, мы не сидели в палатках весь день. В первый полный день в лагере мела метель, и температура опускалась до минус двадцати по Фаренгейту, но мы все равно пробирались сквозь метель, чтобы разгрузить мулов и разобрать снаряжение. Мулов отправили обратно в Чодзонг вместе с несколькими шерпами, поскольку тут для животных не было травы, а яков привязали в защищенном от ветра месте ближе к реке, примерно в полумиле к северу от нас, где бедные лохматые животные могли раскапывать снег на берегу реки в поисках пищи.
Большую палатку Уимпера поставили чуть в стороне, и в ней расположилась мастерская Же-Ка, где он проверяет кислородные баллоны, их рамы, примусы и другое оборудование. У него больше инструментов, чем у бедняги Сэнди Ирвина год назад, который все равно умудрялся чинить оборудование, изготавливать самодельные лестницы и модернизировать кислородные аппараты, но возможности у него все равно довольно ограниченны. Жан-Клод может паять, но сварки у него нет, он может разбирать фотоаппараты, часы, печки, лампы, «кошки» и другие предметы, а затем снова собирать их при помощи имеющихся инструментов, но запасных частей в его распоряжении минимальное количество. Он может отрихтовать погнутую металлическую деталь, но не выковать новую в случае серьезного повреждения.
К счастью, после двухдневных испытаний Же-Ка объявляет, что только в четырнадцати из ста наших кислородных баллонов упало давление, причем в девяти ненамного — в отличие от прошлогодней экспедиции Нортона, Мэллори и Ирвина, когда, по словам Дикона, вышли из строя больше тридцати из девяноста баллонов. Тридцать баллонов разгерметизировались до такой степени, что стали практически бесполезными уже в Шекар-дзонге, когда их снова проверили. Ирвин усовершенствовал кислородный аппарат «Марк V» во время прошлогоднего перехода, и в сочетании с дальнейшей модернизацией, особенно прокладок, клапанов и расходомеров — благодаря таланту Джорджа Финча и Жан-Клода, а также отца Же-Ка, бывшего кузнеца, ставшего промышленником, — это сделало свое дело. Если наша экспедиция окончится неудачей — даже поиски останков лорда Персиваля Бромли на нижней половине горы, — причиной будет не недостаток «английского воздуха», как называют его шерпы.
Как я уже сказал, у нас есть чем заняться. На второй день, когда груз с яков и мулов распределен по тюкам для носильщиков, а часть ящиков оставлена здесь, в базовом лагере, или отложена для лагерей I, II или III, мы — четверо сахибов и Пасанг — собираемся в «большой палатке Реджи», чтобы выработать окончательную стратегию.
— Датой штурма вершины остается семнадцатое мая, — говорит Дикон, когда мы вчетвером садимся на корточки перед топографическими картами, разложенными на круглом полу палатки Реджи. Над нами шипит подвешенная к потолку лампа. Пасанг стоит чуть поодаль, в тени, охраняя зашнурованный вход от случайных посетителей.
— А на какую дату у вас назначено найти кузена Перси? — спрашивает Реджи.
Дикон постукивает незажженной трубкой по губам — в палатке слишком душно и стоит сильный запах влажной шерсти, чтобы еще и курить.
— Я добавил несколько дней поиска в каждом лагере на нашем пути, леди Бромли.
— Но вашей целью остается покорение Эвереста, — замечает она.
— Да. — Дикон прочищает горло. — Но мы можем остаться после успеха группы восхождения и при необходимости искать останки лорда Персиваля до начала муссона.
Реджи с улыбкой качает головой.
— Мне известно состояние людей, которые здесь поставили рекорды высоты, но
Дикон взмахом руки отметает возражения.
— Никто не говорит, что гора не потребует жертв. Мы все можем погибнуть. Но велика вероятность, что, даже если к семнадцатому мая мы поднимемся на вершину, некоторые или даже все будут в достаточно хорошей форме, чтобы руководить шерпами в поисках Перси. У нас есть преимущества,
