жалкому, состоящему из одной палатки (она была на месте, хоть и сильно накренилась) шестому лагерю. Очевидно, немцы ее не заметили, когда поднимались. В палатке осталось немного еды — шоколад, сардины и один термос с водой, который мы не взяли с собой на гребень, — и мы сложили все это в свои набитые до отказа брезентовые сумки.
Именно здесь, в шестом лагере — перед тем как облака сомкнулись у нас над головой и снова пошел снег, — сидя на камне с верхней стороны палатки и уперев локти в колени, я направил полевой бинокль на вершину Эвереста, и за те несколько секунд, пока облака не заслонили ее, увидел, как там полощется что-то зеленое и золотое, на самом верху, где снежная пирамида должна заканчиваться остроконечным пиком.
Зеленое и золотое? Как и здесь, в шестом лагере, на высоте 27 000 футов, погода там ухудшалась, а ветер усиливался, но Реджи и Дикон не стали бы устанавливать палатку прямо на вершине. Это было бы самоубийством.
Если только они не хотели покончить с собой вместе, возможно в одном спальнике, тесно прижавшись друг к другу, чтобы их нашла следующая экспедиция.
Может, они были любовниками на протяжении всего путешествия? Эта мысль отозвалась у меня болью в сердце и в животе. Может, они заключили некий безумный пакт, решив вместе умереть на вершине?
Потом я вспомнил, что на «большой палатке Реджи» не было ничего золотистого. Зеленое с золотом — это флаг Бромли с фамильным гербом, грифоном и драконом, сражающимися за золотое копье или пику. Шелковый флаг, который Перси взял с собой в горы и который Реджи извлекла из кармана погибшего кузена.
Флаг Персиваля и Реджи на вершине!
Но развевающееся полотнище, которое я видел несколько кратких мгновений, находилось на высоте человеческого роста над заснеженным пиком. Как они смогли…
Затем я вспомнил, что когда мы расставались, Реджи взяла ледоруб Жан-Клода и привязала к рюкзаку рядом с двумя короткими ледовыми молотками.
Я улыбнулся и хриплым голосом описал доктору Пасангу картину, которая промелькнула у меня перед глазами. Он взял у меня бинокль и направил его на вершину, но облака уже сомкнулись, и у него не было шанса увидеть то, что видел я. Зеленое с золотом полотнище, развевающееся среди облачного шлейфа вершины, — эту картину я буду вспоминать всю жизнь.
Теперь мне снова стало трудно дышать, и когда я снова надел металлическую раму с кислородными баллонами и сложил остальные вещи в сумки, то прислонился к камню, на котором примостилась палатка нашего шестого лагеря, и сложился пополам в приступе кашля. На черной поверхности камня остались ярко-красные пятна крови.
— У меня в горле опять что-то замерзло? — прохрипел я Пасангу, когда закончился второй приступ кашля.
Он заставил меня открыть рот, посветил мне в горло маленькой шахтерской лампой и сказал:
— Нет, мистер Перри. Больше никаких обструкций. Но то, что осталось от вашей слизистой оболочки, воспалилось и распухло до такой степени, что может перекрыть доступ воздуха, если мы в самое ближайшее время не спустимся как можно ниже.
— И тогда… я умру? — без особого интереса спросил я — видимо, сказывалась усталость.
— Нет, мистер Перри. Если это случится, я выполню несложную трахеотомию… вот тут. — Его обтянутый перчаткой палец коснулся ямки под подбородком. — У нас есть много запасных стеклянных трубок и резиновых шлангов от кислородных аппаратов, — прибавил он.
«Выполню несложную трахеотомию» — значение этих трех слов я осознал значительно позже.
— А если это не поможет, доктор Пасанг? — Мой хриплый, жалобный голос подозрительно напоминал плач.
— Тогда, чтобы предотвратить коллапс легкого, я проделаю маленькое входное отверстие вот тут, снова наполню воздухом спавшееся легкое, и вы сможете дышать. — Он ткнул пальцем в левую сторону груди. — В данном случае нам тоже прекрасно подойдут трубки и шланги. Единственная проблема — простерилизовать их в этих условиях, при низкой температуре кипения воды.
Я посмотрел на свою грудь. Дырка с торчащим из нее резиновым шлангом от кислородного аппарата? Чтобы впускать через нее воздух? Надуть мое спавшееся легкое?
Приподняв повыше кислородный аппарат у себя за спиной, я подтянул лямки, приготовил кислородную маску и сказал, стараясь, чтобы мой голос звучал твердо:
— У меня хватит сил, чтобы спуститься.
Глава 24
Маршруты на Эвересте, подъем по которым занимает несколько дней — или даже недель, — при спуске можно преодолеть (по крайней мере, до
