можно было увидеть с этой ящерицей, но для меня до сих пор оставалось загадкой, где она то и дело прячется. Я тряхнула головой, отрываясь от завороженного наблюдения за гибким переливающимся тельцем, скользящим меж его пальцев.
И вспомнила Каплю. Та была от саламандры в восторге, но страшно стеснялась подойти к Янтарю и попросить его дать подержать ящерицу в руках. Она даже заговорить с ним стеснялась, только краснела, бледнела и пожирала глазами объект обожания…
Губы внезапно снова задрожали, в носу защипало. Янтарь, предчувствуя новую катастрофу, соскочил со стола, приблизился и посмотрел на меня сверху вниз, качнувшись с пятки на носок. Я насупилась, а он неожиданно крепко взял меня за плечи, а в следующее мгновение рывком притянул к себе. Я уткнулась носом в его плечо, изумленно распахнув глаза.
— Не смей реветь, твое высочество, — отчеканил он у меня над ухом. — Все будет хорошо. Кто бы то ни был, он поплатится за содеянное.
Наверное, если бы он сейчас попытался погладить меня по голове, прижать теснее (или что еще там делают, когда утешают), я бы его оттолкнула, вырвалась, и все бы закончилось, как всегда — бессмысленным обменом заклинаниями и оскорблениями. Но он просто держал меня за плечи, даже не порываясь обнять.
Я вдруг подумала, что, как бы он меня ни раздражал, Янтарь был одним из всего лишь двух людей в этой школе, с кем я могла поделиться своими переживаниями по поводу случившегося. Друзья и подруги просто не поняли бы, с какого перепугу кому-то понадобилось убивать недоученную магичку родом из Аверна. А лир Сэндел хоть и знает, но ректору, несмотря на всю мою к нему искреннюю привязанность, я, наверное, этого сказать не смогу.
— Я испугалась, — едва слышно прошептала я, признаваясь ему так же, как себе. — И Капля… это же неправильно, нечестно…
Янтарь глубоко вздохнул, обдав мне шею горячей воздушной волной, но ответить ничего не успел. Чуть скрипнула, отворяясь, дверь, и в кабинет вошел ректор. Мы синхронно отшатнулись друг от друга так, словно нас застукали за чем-то непристойным.
Лир Сэндел подозрительно перевел взгляд с Янтаря на меня, но вопросов задавать не стал. Вместо этого он прошел за свой стол, положил на него сцепленные в замок руки и поднял на нас тяжелый взгляд, явно предполагающий мысленные взывания к Небесам: «Светлые боги[10], за какие грехи вы взвалили на меня такую тяжкую ношу?..»
— До начала каникул вы, как и предполагалось, остаетесь в Таросе.
У меня вырвался вздох облегчения. Я ожидала, что Император тут же потребует представить нас пред его светлые очи и запрет в какой-нибудь башне в тройном кольце охраны, а мне меньше всего сейчас хотелось возвращаться во дворец.
— Однако… — Ректор неодобрительно нахмурился, проследив за моим выражением лица. — Поступил приказ опустить Занавес. Кроме того, в самое ближайшее время прибудет два десятка воинов императорской гвардии с целью обеспечить вашу безопасность. Всем остальным будет сказано, что они расследуют убийство ученицы.
Занавес, значит. Вот почему у лира Сэндела такая недовольная физиономия. Тарос слишком велик, чтобы окружить его действительно сильной магической защитой, поэтому сейчас вокруг него имеется лишь стандартный стихийный контур, который большей частью отпугивает крупную или многочисленную нечисть, а также не пропускает внутрь чужаков. Занавес же — одно из мощнейших защитных заклинаний — предназначен как раз для надежного укрытия больших площадей, но и затрат он требует колоссальных, как на создание, так и на поддержание, оттягивая на себя половину сил не менее десятка магов. Зато сквозь него даже мышь без позволения не проскочит.
— Льдянка, ты переедешь в другую комнату, рядом с покоями лиры Кайрис, вещи туда уже перенесли, — продолжил ректор. — И, пожалуйста, постарайся теперь как можно меньше находиться где-либо в одиночестве. Янтарь, полагаю, мог бы за этим проследить.
Я даже не стала кривиться, хоть бурного восторга эта просьба у меня и не вызвала. Резко нахлынули усталость и опустошение. Сказывалась бессонная ночь, беготня и нервный срыв. Сейчас мне больше всего хотелось упасть на кровать, закрыть глаза и… даже не заснуть, а отключиться. Чтобы все происходящее исчезло и забылось. Чтобы не стояло перед глазами окаменевшее лицо Капельки, настоящего имени которой я уже никогда не узнаю.
Лир Сэндел словно прочитал мои мысли.
— Сегодня вы оба освобождаетесь от занятий, дежурства тоже отменяются. Отдохните. Можете быть свободны.
Я поднялась и поспешно покинула кабинет. Янтарь в этот раз за мной не увязался, за что я была ему, хоть и сложно это признать, благодарна. Дойдя до нужной комнаты, я рухнула на кровать, закрыла глаза и действительно отключилась.
Проснулась я, когда школьные часы пробили пять. Комната уже погрузилась в зимние сумерки: солнце только-только село, расплескав остатки лучей холодным розовым заревом по горизонту и подкрасив сиреневым облака. Я села на кровати, толком не понимая, что происходит и почему обстановка вокруг меня резко отличается от той, к которой я привыкла за шесть с лишним лет безвылазного сидения в школе. Кровать непривычно стояла у самого окна, а вещи были одной грудой свалены на стол. Противно ныли виски, и в горле пересохло.
Я тоскливо лизнула кусочек льда на ладони и посмотрела в окно. Что-либо делать или куда-то выходить не было никакого желания, но желудок настоятельно требовал возместить ему безалаберно пропущенные завтрак и обед. Впервые за долгое время я пожалела, что сейчас нахожусь не во дворце или императорском поместье, где заботливая нянька принесла бы мне любой кулинарный каприз по первому требованию.
