дворца мы находимся. Мог устроить чаепитие на продуваемой всеми ветрами, самой высокой башне дворца, незастекленные окна которой доставали до самого пола. Оттуда открывался умопомрачительный вид на город, но подойти к самому краю я так и не рискнула, несмотря на все уговоры.
Я засыпала под насмешливое: «Если я еще раз проснусь от удара локтем в лоб, потребую, чтобы тебя судили за покушение на принца Закатной Империи!» А он просыпался под мой возмущенный вопль, когда я обнаруживала, что он перетянул на себя все одеяло, замотавшись в него, как куколка.
Все было так хорошо, что в это даже не верилось. Но иногда я замечала странные моменты неловкости, возникающие между нами ни с того ни с сего. Когда Янтарь словно бы хотел что-то сказать, но внезапно прикусывал язык и стремительно менял тему разговора. Когда мне хотелось отвести с его лица щекочущую прядь, но я, непонятно от чего смутившись, отдергивала руку. Странные взгляды, неожиданно возникающие паузы…
Правда, это настолько терялось на фоне всего остального, происходившего в моей жизни, что я даже привыкла не особенно обращать на это внимание.
В день бала, посвященного малышке Диэль, я проснулась от шума под окном. Кажется, там что-то разбилось, поскольку следом за этим до меня долетели глухо звучащие сквозь стекло возмущенные крики, слов в которых было не разобрать.
Солнце било в шторы, заполняя комнату теплым оранжевым полумраком. Какое-то время я бессознательно наблюдала за пылинками, кружащимися в яркой полоске солнечного луча. Голоса под окном стихли, вновь воцарилась чуткая утренняя тишина, разбавленная мерным тиканьем.
Сонно хлопнув ресницами, я вспомнила, что сегодня до самого вечера у меня нет никаких обязательных занятий, кроме тренировки с Нилом — учеником придворного мага, и радостно решила заснуть снова. Но меня вдруг настигло ощущение, что что-то не так.
Сначала я почувствовала горячее дыхание на плече и шее, потом легкие прикосновения, когда чужая грудь при вдохе касается моей спины, и только потом поняла, что моя собственная ладонь лежит поверх руки обнимающего меня Янтаря, а его пальцы тесно переплелись с моими. Я шевельнулась, поежившись, и тут же почувствовала, как он напрягся во сне, пытаясь меня удержать.
Мы еще ни разу не просыпались в обнимку. Меня всегда это так пугало: проснуться и обнаружить, что я, например, лежу на его голой (о ужас!) груди. Или еще хуже — он на моей. Но до сих пор эта участь меня благополучно миновала.
До сих пор.
И не так уж страшно. Только чуть-чуть щекотно. И непривычно ощущать тяжесть чужой руки. Поэтому панически отбрыкиваться я не стала, лишь попыталась высвободить пальцы. Шумный выдох обжег шею, за спиной послышалась возня. Янтарь выпустил мои пальцы, но руки не убрал. Я медленно обернулась и обнаружила, что он лежит на боку, подперев голову, и сонно щурится, глядя на меня одним глазом, тогда как второй полностью скрывала лохматая рыжая челка.
— Доброе утро, — произнес он, даже не думая отстраниться или хотя бы убрать лежащую теперь на моем животе руку.
— Доброе, — отозвалась я, вжимаясь в подушку под этим пристальным взглядом.
Рука вдруг пришла в движение: пробежалась по пальцам, скользнула до плеча, отвела с него растрепавшуюся за ночь косу. Подушечки коснулись шеи, странно чувствительного места за ухом…
Я даже не думала остановить огневика, зачарованно наблюдая, как медленно наклоняется ко мне его голова. В какой-то момент зажмурилась, почувствовала жаркое дыхание, когда Янтарь замер в каком-то лайне от моего лица, словно давал мне возможность опомниться, передумать, оттолкнуть. Я коротко, нервно вдохнула, размыкая губы, а в следующее мгновение Янтарь уже коснулся их.
Я растерянно замерла, не зная, как на это реагировать, а поцелуй становился все увереннее, глубже, но без лишней напористости, и каким-то задним умом я понимала, что стоит мне попытаться отстраниться, он тут же прекратит. Наверное, именно поэтому я подалась вперед, еще толком не понимая, что делаю.
Зато Янтарь, кажется, понимал за двоих. Его рука вновь пришла в движение, проделав обратный путь до моего запястья, стиснула его и дернула вперед, вынуждая упереться ладонью в его грудь. От прикосновения к горячей, очень гладкой на ощупь коже я вздрогнула, но вместо того, чтобы отдернуть пальцы, скользнула выше, нащупывая кончики огненных волос, зарываясь в них целиком. Как восхитительно снова ощутить их шелковистую мягкость!
Сердце билось с головокружительной скоростью, почти больно ударяя в грудную клетку. Не хватало воздуха. Это было похоже на сумасшествие, на помутнение сознания. А губы Янтаря вдруг скользнули вниз, заставляя запрокинуть голову, обжигающе касаясь подбородка, шеи, снова возвращаясь к губам, чтобы потом скользнуть в сторону, чуть прихватить мочку уха, спуститься на плечо, медленно стягивая ткань ночной сорочки…
Вот тут-то я пришла в себя. Неизвестно где прятавшийся до сих пор страх нахлынул на меня, словно ушат ледяной воды. Я вздрогнула всем телом, отдернула руки, вцепившись ими в одеяло, и резко попыталась отстраниться.
— Ана? — изумленно выдохнул Янтарь, и в его голосе прозвучали незнакомые хриплые нотки, отдавшиеся во мне странной вибрацией.
— П-прости, — пролепетала я, отводя в сторону его руку и выбираясь из-под одеяла. — Я… мне… нужно…
Срочно оказаться где-нибудь подальше!
Так и не найдя нужных слов, я со всех ног бросилась в ванную и, прислонившись спиной к двери с обратной стороны, прижала руки к пылающим щекам. Мамочка! Что это сейчас было?!
Я же… почти… а он… и мы…
