прикинул в уме преждевременное рождение Феликса, сравнил искривленное тельце ребенка с трупом убитаго горбуна и понял необъяснимую охоту чорта стащить младенца-графчика… В замке он, прежде – всего, снял со стены тяжелую казацкую нагайку и, не сказав никому ни одного слова, прошел к графине. Получасом позже он вышел из ея спальни, багровый, шатаясь… сорванным голосом приказал закладывать лошадей и ускакал в город к судье заявить о совершенном им убийстве Вавжинца…
Графиню Стефу нашли в спальне едва живою. Графская нагайка превратила тело ея в сплошной синяк; губы были расплющены в лепешку; левый глаз мотался мертвым студнем по щеке… Оскорбленный муж оказался в расправе своей настоящим татарином. Обвинять ли его за жестокость? Не знаю. Кто поручится, что, при подобных обстоятельствах, мы с вами не поступили бы так же или даже еще хуже? По суду граф был оправдан, как убийца невольный,-признали, что он застрелил Вавжинца по необходимости, чтобы самому не погибнуть от разбойника, убитаго с оружием в руках. Эпизод похищения чортом графскаго ребенка замяли, во избежание громкаго скандала: теперь он был уж слишком объясним и прозрачен. Немедленно, по оправдании своем, граф развелся с Стефою, взяв на себя вину и обещаясь платить графине крупную ежегодную пенсию, с тем, чтобы Стефа убиралась из Галиции навсегда и куда хочет, только подальше: Она переселилась в русскую Польшу в Варшаву, и, говорят, пустилась там во все тяжкия.
Вот вам самая сверхъестественная история из действительной жизни, какую я знаю. И… неправда ли, что, несмотря на трагический конец, она все-таки похожа на водевиль с переодеванием?
– А что сталось с Феликсом?
– Право, не знаю… кажется, умер – и хорошо сделал. Нынешняго графа Стембровскаго зовут не Феликсом, а Альфредом…
Поезд приближался к Львову. Попутчик мой ехал на Черновицы, и ему надо было ждать во Львове Personen-Zug на свою линию… Любезно простясь со мною последним оскалом своих волчьих зубов, незнакомец не успел вылезти из купэ, как уже попал в объятия каких-то молодых людей… и удалился, сопровождаемый ими, как король свитою. Кондуктора и железнодорожное начальство смотрели на эту встречу с почтительным любопытством…
– Кто это такой?-спросил я нашего обер-кондуктора. Он даже глаза на меня вытаращил.
– Как, сударь? Вы ехали в одномъ купэ-и не познакомились? Это – знаменитый писатель Леопольд Захер-Мазох… sehr beruhmt… sohr beruhmt…
A. Амфитеатров.
