обнять, заверить, что все поправимо. Сказать, что соврала. Что все так же люблю его и боюсь потерять.
Но я стояла, прислонившись лбом к прохладному дереву, не решаясь коснуться дверной ручки. А затем открыла другую дверь. Корила себя за трусость, но была не в силах ничего изменить.
Легкие, почти бесшумные шаги. Матрас прогнулся под тяжестью мужского тела, и я ощутила дыхание на своем плече. Прижав меня к себе, Мартин начал ласкать грудь, то грубовато сминая между пальцев, то нежно поглаживая. Ладони у него оказались неожиданно ледяными, обжигая холодом сквозь ночную сорочку, и все же прикосновения мужа заставляли затаить дыхание от удовольствия. Почувствовав мое нетерпение, он опрокинул меня на спину. Ткань заскользила вверх, комкаясь на животе, руки властно раздвинули колени. Влажный язык коснулся внутренней стороны бедра, и я тихо застонала. Не открывая глаз, дотронулась до волос Мартина, удивляясь их мягкости. И прическа короче, чем мне помнилось.
— Тебе нравится?
Мужской голос знаком, но он не принадлежит Мартину. Вздрогнув от ужаса, распахнула глаза.
Танас Шварц, точнее, его странное подобие. Те же короткие рыжие волосы, подпаленные брови — как при первой нашей встрече. Но кожа безжизненно белая, вместо рта щель, рассекающая лицо, а в воспаленные глазницы вставлены кристаллы. И то, что ниже, едва ли можно назвать мужским телом. Человеческие руки и ноги не могли быть столь отвратительно длинны и странно изогнуты, будто не имевшие костей.
— Твой муж убил меня, но смотри, какую плоть я получил взамен. Быть големом гораздо удобнее, чем слабым смертным, не правда ли? — проникновенно произнес артефактор. — Когда заберу тебя с собой, сразу подарю новое тело, моя драгоценная.
Ледяные пальцы вжимаются в кожу все сильнее, но боли нет, словно я уже не человек, а безжизненная кукла, которую так легко сломать…
Вздрогнула и проснулась. Простыня подо мной мокрая от пота, одеяло сброшено на пол, а мышцы рук и ног задеревенели от судорог. В ушах оглушительно бился сердечный ритм. С трудом села, пытаясь восстановить дыхание, и тут же тошнота подкатила к горлу. Пошатываясь, поднялась. Оставаться одной было невыносимо.
Скрипнула дверь, ведущая в спальню супруга, и на пороге возник его силуэт.
— София?
Мартин. Его голос. На почти негнущихся ногах шагнула к мужу и прижалась к нему, пряча лицо на груди. Теплый. Живой. Настоящий. Он обнял меня в ответ и потянул за собой. Не отпуская, лег рядом на кровать.
Утром я сидела в мужнином халате на смятой постели и, неохотно ковыряясь в овсянке, наблюдала за тем, как Мартин собирается на работу.
— У тебя кофе стынет, — прошептала. — Посиди со мной немного.
Он уселся на край кровати, окинул взглядом поднос и увел с тарелки булочку с вишневым вареньем. Отхлебнув кофе, поморщился от его горечи — напиток наша повариха варила отвратный. Мне бы, конечно, как образцовой жене взять на себя приятную обязанность, только для этого нужно хоть раз проснуться раньше Мартина. Я пододвинула мужу молочник.
Недавняя обида померкла перед страхом и беспомощностью, испытанными мной ночью. А теперь к ним прибавился стыд за свою слабость. Такая взрослая, такая самостоятельная… побежавшая при первом кошмаре к мужу. К счастью, в Мартине не было ни насмешки, ни снисходительности. И вопросов он не задавал, будто не видел в моей ночной истерике ничего особенного. Зато из меня вопросы просто рвались, хотя и я предпочла бы сделать вид, что ничего не было.
— Почему это снова началось? Я думала, что избавилась от дурных снов.
Тогда, после похищения алертийцами, меня долгое время донимали кошмары, в которых фигурировал то мертвый Рено, то Танас Шварц. Теперь, судя по всему, театральная программа моих снов расширилась благодаря големам.
— Разве? — Мартин вздохнул. — Кошмары тебе снятся едва ли не каждую ночь.
— Тогда почему я этого не помню?
— Никаких заклинаний. — Менталист спокойно встретил мой полный подозрений взгляд. — И конечно, никакого чтения мыслей. Но это не значит, что я не способен почувствовать, что моей любимой женщине плохо, и успокоить прежде, чем она проснется в слезах.
— И как же ты меня успокаивал?
— Самым простым и старым методом, которым мужья успокаивают своих жен… Ты что, краснеешь? Обнимал я тебя и по голове гладил, шепча всякие глупости, а не то, что ты подумала.
— Ничего такого я не подумала, — пробормотала, стараясь не глядеть в лицо Мартину. — Это все неправильно. Глупо. Петера несколько дней держали под ментальным контролем, Джис лишился ноги и едва не умер. А я… со мной ведь ничего страшного не произошло. Меня не мучили и не пытали, отделалась легким испугом. И все же…
Мартин молчал, не торопил меня. Опустив ложку, которую нервно сжимала, посмотрела на свои руки. Пальцы дрожали, отражая внутреннее волнение. Я тихо рассмеялась, не в силах скрыть горечь.
