столицу.
Как это ни смешно, завершающую точку поставил кот Прохор, доставшийся им в наследство от покойного Борщова. Этот привереда с трудом приноровился к здешней простой пище, да и то приноровился не полностью – всякий раз капризничал, похудел изрядно.
Когда-то Борщов уверял, что его Прохор вполне понимает человеческую речь. Враль он был известный, но в данном случае, похоже, в его словах таилась какая-то доля истины, ибо, лишь только услышав слово «Москва», Прохор заурчал раскатисто, прыгнул к Кате и благостно к ней прильнул – видать, вспомнил столичные харчи, на которые никогда не скупился его прошлый хозяин, а знакомое слово возрождало надежду опять дорваться до всей этой вкуснятины.
И Юрий сдался.
– Ладно, – сказал он непонятно кому, Кате или Прохору, – в Москву так в Москву!
В ответ Прохор в чувствах даже лизнул ему руку, что вообще-то котам не свойственно.
Оставалось решить вопрос с Полей. Конечно, следовало доставить ее домой, но попробуй-ка это сделай, если девочка ни в какую не говорит, где ее дом.
К утру она вроде совсем поправилась, сама вскочила с кровати, хотела сразу начать что-нибудь делать по хозяйству, но Юрий остановил ее, усадил рядом с собой.
– Вот что, Поленька, – сказал он. – Все так сложилось, что нам с Катей сегодня же надо отсюда уезжать, так что хочешь не хочешь, а придется тебе домой возвращаться. Так что давай уж, говори, где живешь.
Поля долго молчала, сопела и наконец ответила:
– Нигде.
– Ну а родители твои все-таки – кто? – вмешалась Катя.
Снова долгое молчание и сопение в ответ, явно девочка соображала, можно ли с ними быть откровенной, и, видимо, в конце концов решив, что можно, произнесла тихо:
– Рубахины мы…
Теперь все становилось ясно. Семья раскулаченных Рубахиных, отец, мать и дочь, с год назад тайно обосновалась в землянке, в здешней тайге, Юрий их видел однажды. Но на днях все тот же подлец Бричкин выследил их, донес, и уже на другое утро всю семью погрузили в эшелон, уходящий еще дальше на восток, – все это Юрию рассказали верные люди. К нему здесь вообще относились с уважением и доверием. Однако о том, что дочке Рубахиных каким-то путем удалось сбежать, он узнал только сейчас.
– Понятно… – вздохнул он. – И где же ты собиралась дальше прятаться?
Она пожала плечами:
– Не знаю… Может, новую землянку себе бы построила… Или ушла бы куда-нибудь за Енисей, там, говорят, много таких прячется… – И вдруг взмолилась: – Дяденька Юрий, тетенька Катерина, а вы возьмите меня с собой в Москву! Я все умею, я вам обузой не буду, честное слово!
Тут и кот Прохор промурлыкал свое согласие и, трижды обойдя Полину по кругу, пометил ее своими боками и мордочкой со всех сторон. Своя, значит!
– Ну что с ней поделаешь, – покачала головой Катя, – придется ехать с ней.
На детском личике вспыхнула радость. Поля попыталась было поцеловать у Кати ручку, а когда та, убрав руку, пожурила ее за такие глупости, залопотала:
– Вы не бойтесь, на пропитание я себе сама заработаю. Могу стирать, кашеварить, шить могу. А то, если повезет, уборщицей где-нибудь пристроюсь. Я слыхала, в этой вашей Москве уборщицы зарабатывают, как тут начальник сельсовета… А спать я и в сенцах, и под дверью могу. Только возьмите, дяденька и тетенька!
– Не говори глупости, – строго сказала Катя, – ни в каких сенцах тебе спать не придется, и на еду зарабатывать не понадобится.
– Так что, вправду возьмете? – все еще робко спросила девочка.
– Раз сказали – значит, возьмем, – заверил ее Юрий, и Поля даже запрыгала от счастья.
К отъезду особо и не надо было готовиться. Васильцев приклеил себе бороду из Катиных запасов всякой бутафории, Катя же какими-то своими средствами навела в волосы седину, накинула на голову и на плечи большущий старушечий платок, так что никто не усомнился бы – едут куда-то старик со старушкой по своим делам и внучку с собой везут.
Проще всего было замести за собой следы. Юрий плеснул бензин на стены, чиркнул спичкой – через полчаса от дома остались одни головешки. Кто- нибудь увидит – поймет: достали все-таки браконьеры слишком бдительного лесника, а кто именно – здесь никто и искать не будет, дело обычное для тутошних мест, всех таких не переловишь. Разве что районное начальство озаботится: где теперь такого добросовестного и вдобавок непьющего лесника сыскать?
Выбирались так. Сначала прошли километров сорок по тайге до дальней станции, чтобы здесь кто-нибудь случайно не признал. Поля ни разу голоса не
