пытался, понимал – бессмысленно. Она скрылась за завесой тайны, которая с самого начала окружала ее. И разыскивать Катю, видимо, действительно было нельзя – она лучше знала, если просила об этом. В душе стало пусто и тускло.
– Долго мне тут еще лежать? – спросил он.
– К ней торопишься? – Каюков кивнул на письмо.
– Так все-таки – когда?
– Понимаешь, подлечить-то мы тебя, в общем, подлечили, но слаб ты, братец, покамест. Побудь-ка ты тут, пожалуй, еще недельку на казенных харчах, я так думаю, котельная твоя уж как-нибудь без тебя продержится. Да и ты без нее, мне кажется, тоже.
Вообще, в самом деле, хорошо было бы тут отдохнуть, но что-то, кроме исчезновения Кати, при этом беспокоило Юрия, однако он пока не понимал, что же именно.
Вдруг посмотрел в окно и увидел пока еще только всползающий на вечернее небо ровный, красноватый диск луны. Да, почему-то именно луна сейчас несла ему это необъяснимое беспокойство. На миг забыв про Каюкова, даже про Катю, он проговорил вслух:
– Луна…
Каюк проследил за его взглядом и подтвердил:
– И не говори, вон какая злющая! Полнолуние нынче.
Да, вот оно! Полнолуние! «Лунный оборотень!» – вспомнил наконец Васильцев. Тот лунный оборотень, именно в полнолуние творящий свои зверства. Только при чем тут он, Юрий?..
Впрочем, если верить Домбровскому, то без него, без Юрия, как раз – никак…
Но что, что он может сделать сейчас, когда эта недобрая луна уже вскатывается на небо?.. Однако теперь эта луна не отпускала, звала, точно сам он был каким-то лунатиком, целиком ей подвластным.
– Каюк, – сказал он, – помоги мне отсюда уйти. Прямо сейчас. Ей-богу, это не блажь, мне в самом деле очень надо.
Уже приближаясь к распахнутым воротам, понял – случилось что-то из ряда вон. У ворот толпились зеваки, но в ворота их не пускал милиционер. Был он молчалив и
«Неужели?..» – подумал он, почти физически ощущая, как в спину ему вперилась гноем налившаяся луна, хотя смысл этого «неужели» он еще не решался обозначить словами.
Войдя во двор, услышал вдали какие-то возгласы дворничихи Василисы. Подумал: опять напилась…
В полутьме двора едва не столкнулся с профессором Суздалевым. Тот проговорил:
– Ах, Юрочка, вы уже на ногах… А тут… тут у нас… Господи, неужели человек на такое способен?! Видели бы вы!.. – На глазах у него были слезы.
Уже сам все понимая, Васильцев едва нашел духу спросить:
– Что?..
– Дашенька… – сквозь слезы проговорил профессор. – Там, за сараями… Полчаса назад мальчишки нашли… Еще теплая была… Господи!.. – Профессора всего трясло.
Со стороны сараев из-за кордона милиции доносились причитания Варвары:
– Что же он над тобой?! Ирод! Совсем же дитё!..
– Он ей потом голову камнем размозжил, – тихо сказал Суздалев. – И ведь знала эта мразь, как ее из дому выманить! За самое живое зацепил!
– Его что, уже поймали?
Профессор махнул рукой:
– Куда там! И не поймают никогда, будьте уверены! И искать особо не будут. У них, видите ли, в стране победившего социализма…
– …нет места для маньяков, – закончил Юрий фразу.
– Вот-вот. Любые диверсанты, шпионы, хоть тебе новозеландские, хоть мексиканские, хоть зулусские – этого добра у них сколько угодно, а маньяков, понимаете ли, – ни одного! Места для них нет в стране
Тем временем двое в штатском проносили мимо светящегося окна носилки, прикрытые простыней, на которой виднелись бурые пятна. И луна висела такая, что, казалось, от нее никуда не спрячешься. Так же, как никуда не спрятаться теперь и от своей вины. Если бы он, Юрий, тогда, при разговоре с Домбровским не смалодушничал, то быть может…
– Какая записка? – спросил Васильцев, стараясь не смотреть в ту сторону.
