— Это клей, Уотсон! — торжествующе воскликнул он. — Никаких сомнений, это столярный клей! Взгляните-ка на эти частицы!
Пока Уотсон фокусировал инструмент, Холмс рассказывал о шариках клея и кепи, найденном возле убитого полисмена.
— Подозреваемый отрицает, что кепи принадлежит ему, — сказал он. — Но наш подозреваемый — мастер по изготовлению картинных рам и постоянно пользуется столярным клеем.
Завершив таким образом расследование, Холмс налил себе еще одну чашку кофе и завел разговор о скачках. Уотсон, большой любитель конских ристалищ, сообщил немало интересного о великолепных конюшнях и скаковых лошадях Старого Шоскомба, а также о редких призовых спаниелях, которыми славилось старинное поместье.
Беседу прервал Билли, доложив о приходе Джона Мейсона — высокого и гладко выбритого скакового тренера, чей вид выражал крайнее волнение. Мейсон умолял Холмса приехать в Старый Шоскомб и разрешить загадку таинственных происшествий в поместье, в том числе странного поведения его владельца, сэра Роберта Норбертона. Холмс согласился заняться делом Мейсона; Уотсону не терпелось отправиться с ним. Еще до полудня они очутились в купе поезда, направлявшемся в Шоскомб. Багажная полка над ними была вся забита сачками, спиннингами и корзинами, так как Холмс и Уотсон решили выдать себя за любителей рыбной ловли на отдыхе.
Хватило и полутора дней, чтобы печальная история — включая смерть сестры сэра Роберта и его попытки спрятать тело — выплыла на свет[8]. Рослый и сварливый спортсмен дрожащим голосом давал объяснения и молил о снисхождении. Холмс холодно рекомендовал ему сообщить о случившемся полиции и надеяться на понимание властей.
Уотсон с беспокойством осведомился, сможет ли превосходный жеребец сэра Роберта, Принц Шоскомба, все же участвовать 21 мая в Дерби, расцвел и по дороге назад в Лондон сообщил Холмсу, что намеревается лично присутствовать на состязании и поставить значительную сумму на победу Принца.
Вечером, когда Холмс был у себя, вошла Марта.
— Ты один, дорогой? — прошептала она.
— Уотсон уехал к своему старинному приятелю Стэмфорду.
Она села напротив. На ее нежном лице было написано беспокойство.
— Дорогой мой, я вижу, что-то тебя тяготит. Это связано с каким-то делом, которое ты расследуешь?
— Случай самый необычный, Марта. Как всегда, ты прекрасно понимаешь меня без всяких слов.
— Никогда еще не видела, чтобы ты так погружался в дело, забывая обо все остальном. Конечно, я не стану просить тебя рассказывать…
— И это, любовь моя, всего только одна из тысяч твоих очаровательных черт. Скажем так, нынешний случай связан с событиями, которые происходят на большом расстоянии от нас.
Холмс старался говорить беззаботно и весело, но ее глаза расширились — явный признак того, что Марта не на шутку разволновалась.
— Я никогда не вмешивалась в твои занятия, — сказала она. — Позволь мне только спросить: уж не собрался ли ты в дальнее путешествие?
Холмс с улыбкой покачал головой.
— Нет, рискну предположить, что все наблюдения я смогу провести здесь, в Лондоне. Когда мне приходится бывать вдали от тебя, я всегда чувствую себя несчастным.
— И я, — она завладела его рукой. — Ты никогда раньше не говорил с таким чувством. Мой дорогой, люди почему- то считают, что с возрастом любовь слабеет, но наша горяча и постоянна, как никогда.
— Такой она останется всегда, — заверил ее Холмс. — Мы вовсе не стары, мы в самом расцвете сил. Мне сорок восемь, я старше тебя и на несколько лет моложе Уотсона — но старина Уотсон говорит, что в и сорок многие из самых сильных и атлетически сложенных мужчин уступают мне в быстроте и выносливости.
— Стало быть, ты согласен с медицинским заключением доктора Уотсона?
— Безусловно.
Он встал, и они обменялись нежным поцелуем.
— А теперь, — сказал Холмс, — разреши сообщить, что на прошлой неделе мне удалось разыскать бутылку отличного бургундского — прямо напротив, у Доламора. Предлагаю распить ее вместе и обещаю забыть на время о том необычном случае.
Несколько дней прошло в нелегких переговорах с чиновниками из Скотланд-Ярда, а также кредиторами и поверенными сэра Роберта Норбертона. Холмс настойчиво советовал кредиторам и полиции проявить сострадание к отчаявшемуся спортсмену. Прекрасный жеребец сэра Роберта, уверял Холмс, наверняка победит на скачках и принесет своему хозяину достаточно денег, чтобы тот смог расплатиться со своими огромными долгами. В конце концов это здравое мнение возобладало, на предложенных Холмсом условиях вопрос был улажен, и вечер ю мая Холмс проводил в приятном безделье. Он расположился в любимом кресле и наблюдал за Уотсоном — тот возился за письменным столом с какой-то рукописью.
— Еще один из ваших лестных отчетов о моих расследованиях? — спросил Холмс.
— Два-три примечания к записям по делу о поместье Старый Шоскомб и некоторые выписки по профессии, — ответил Уотсон. — Меня попросили
