всеми..
Чувствовалось, что подобные речи были всего лишь ритуалом.
— Недобрые вести принес тебе Сатэ, Первый-в-храме.
Выразительный взгляд — слуги покинули таут Верховного, осталась лишь семерка старших да путники. Двое Настоятелей стали у выхода.
— Я слушаю тебя, Сатэ-хранитель.
Странник неотрывно глядел Бину в глаза.
— Весна начинается, Первый-в-храме. Скоро равноденствие, не мне напоминать, что наступит год Тигра. Это будет год Тигра-воина.
— Я помню, Сатэ. Посланники Южного монастыря скоро выступят, ведомые братом нашим, Настоятелем Тао. Обряд будет исполнен.
Тигр приходил каждый двенадцатый год; однако Тигр-охотник ничего не менял в жизни монастырей. Раз в двадцать четыре года приходил Тигр- воин, и тогда весной либо Северный монастырь Каома, либо Южный (по очереди) отправляли друг другу посланников. Отбирались два молодых монаха, по одному от каждого монастыря, родившихся в год предыдущего Тигра-воина. Они уходили сразу после Турнира. Куда — знали немногие. Семеро Настоятелей каждого монастыря да десяток избранных. Возвращались монахи обычно летом; посланники-гости тотчас отбывали в свою обитель, и все повторялось спустя двадцать четыре года. И еще одно: молодые монахи-избранники, вернувшиеся в монастыри, впоследствии почти всегда становились Первыми-в- храме. Сорок восемь лет назад, когда Бину исполнилось всего двадцать четыре и был он молод и горяч, отправился он в путь вместе с Тао-южанином…
Бин вспомнил и едва заметно вздохнул. На лице его ничего не отразилось — ведь он давно уже не юноша-избранник, а Верховный Настоятель Северного монастыря Каома, Первый-в-храме.
— Клан Орла посягнул на одно из двенадцати Святых Мест.
В горах было землетрясение, и ход в тайник обнажился.
Бин нахмурил брови, не перебивая.
— Волею случая это оказалось именно двенадцатое Место. Око Каома едва не попало в руки Орлам.
Тени-Наставники зароптали. Такого не случалось со времени основания монастырей. Око всегда находилось в одном из двенадцати Мест, надежно укрытых от мирских глаз. В год Тигра-воина его переносили. Из первого Места во второе, в следующий раз — из второго в третье, и так далее. Око кочевало по кругу из века в век; монахи двух монастырей всегда находили силы его защитить.
Сатэ продолжал рассказ:
— Глупые Орлы тронули Око раньше срока — они, конечно, умерли, так и не успев поведать своим Верховным, куда перепрятали его. Остался лишь один свидетель, который знает, где сейчас Око. Орлы повсюду ищут его, но не найдут, если вовремя вмешаться.
— Кто он? — только теперь перебил Бин.
Сатэ прикрыл глаза и выдержал приличествующую паузу.
— Юноша-паломник с Архипелага.
— Островитянин? — Бин вскочил, сжав кулаки. — Великий Каома! Судьба мира в руках чужеземца!
Первый-в-храме быстро овладел собой и сел.
— Где он?
— В столице. Прячется и ждет сигнала. Моего сигнала.
— Что ты предлагаешь, Сатэ?
Старик погладил короткую бороду.
— Дай мне семерку избранников, и я приведу его сюда. Заодно и смену себе присмотрю. Надеюсь, что в этот раз избранники достойны… хм… тех юношей, что мечтали перенести Око с десятого Места на одиннадцатое сорок восемь лет назад.
Бин задумался.
— Хорошо, Сатэ. Только вот что: отсюда в Столицу семь дней пути, и из Южного монастыря — четыре. Ведите чужеземца в Южный и возвращайтесь со свитой брата нашего Тао.
Сатэ поразмыслил.
— Ты, как всегда, мудр, Первый-в-храме! Орлы вряд ли сумеют предвидеть это.
Бин поднес руку к груди:
— Мудр лишь Каома, мы же — жалкие слуги его, внемлющие мудрым советам.
Ритуальный поклон.
Хлопок в ладоши. Появился монах-слуга.
— Семерых избранников-до ко мне, младший.
Монах склонил голову и исчез.
— Кто будет первым, как думаешь? — спросил вдруг Сатэ.
