У многих перехватило дыхание. Вот те раз!
— Сделано крепко, завязано туго, — с досадой пробормотал чародей. — Захлопнулась мышеловка-то!
Если бы он мог видеть, что творится наверху!
А там чародей увидел бы черных всадников, скачущих прочь от пещеры верхом на огромных волках цвета ночи. И неизвестно, рубины ли у них на секирах, изумруды ли. Черные безмолвные всадники прятали оружие под ниспадающими плащами-крыльями. Мохнатые волчьи лапы мягко шлепали по вспаханной сотнями копыт земле.
Глава 13
Пещеры (продолжение)
— Ну, други, разом! И-и-и-э-эхх!
Напряглись мускулы, захрустели суставы. Некоторое время слышалось лишь сопение, потом у кого-то подогнулась нога, и живая пирамида рассыпалась, будто песчаный теремок под порывом ветра. Плита, закрывающая дыру в потолке, и на этот раз даже не шевельнулась. Ратники поднимались с каменного пола, отряхиваясь и покряхтывая.
— Не сдвинуть нам ее, чародей, — хмуро молвил Боромир. — Уж больно тяжела.
Повисло мрачное молчание.
— А ежели подземельями идти? Вона ход, точно куда надо, на запад, — спросил Роксалан.
Тарус безмолвно покачал головой, не поймешь, соглашаясь или возражаючи. Чикму ответил Боград:
— Пойти — значит покориться чужой воле. Недаром же нас сюда загнали?
— Чародей, а чародей, — сказал в раздумье Вишена, — нас ведь Базун сюда поманил, к пещере этой. Он-то небось знает, что делает. Пошли. Семи смертям все одно не бывать…
Тарус кивнул:
— Правда твоя, Пожарский. Да и нет у нас иного выхода. Двинули, други!
Путники стали гуськом, положив руку на плечо переднего. Во главе шел Боград, видевший (или чуявший, кто его разберет) в темноте получше других. Едва углубились в неширокий ход, венед замер и молвил негромко:
— Постойте! Тут есть что-то под ногами. Палки, что ли?
Он присел, шаря перед собой руками. Чуткие его пальцы вдруг нащупали шершавое высохшее дерево.
— Хо! Факелы! Целая уйма!
— Держи огниво! — радостно выдохнул Славута и метнул ему плотный брусок.
Боград и во тьме исхитрился поймать его на лету. Вспыхнул сноп желтых искр; вскоре смолистый факел занялся жарким, почти без дыма, пламенем. От него зажгли еще один.
Пыльные стены хода осветились неровным красноватым светом. Факелов на полу было очень много. Кто догадался оставить их здесь? Как долго пролежали они во мраке, покрываясь прахом и пылью? Вопросы без надежды на ответ…
— Берите кто сколько унесет, — сказал Тарус спутникам. — Будем зажигать по два, по три. Авось хватит на пару дней, если что.
Факелы рассовали по сумкам; вешали за спину, связав по нескольку штук ремнями; просто брали в руки.
И потянулся навстречу подземный коридор; ненадолго выхватывал огонь его отрезки из мрака. Тьма расступалась перед путниками и снова смыкалась за их спинами. Лишь мерные шаги нарушали рыхлую чуткую тишину. Тоннель почти не изгибался, и казалось, что путники стоят на месте, а стены, пол и потолок неспешно проползают мимо. Воздух здесь был тяжелый и неподвижный, как и везде в подземельях. Очень скоро путники уже не могли поверить, что где-то наверху сияет Ярило-солнце и растет-зеленеет трава, живут люди и текут медленные реки, что вообще существует что-нибудь кроме этого бесконечного коридора. Низкий свод заставлял склонять голову; идти приходилось нелепо согнувшись. Скоро под ногами вкрадчиво захлюпала прохладная вода. Дикие каменные стены вдруг сменились древней, но хорошо сохранившейся кладкой. Изредка путь преграждали цельные тяжелые балки, под них приходилось подныривать чуть ли не ползком. Вода текла куда-то вглубь, ей одной известным путем, хотя наклона вроде бы не чувствовалось.
Впереди всех шагал Тарус-чародей, за ним Боград, остальные венеды, чикмы с Роксаланом, Яр, Омут, Тикша, Соломея, Купава, Славута, Вишена, и замыкал цепочку Боромир. Зажгли третий факел, в середине, ибо не хватало света двух. Нес его Дементий.
Часа через полтора пути ход разветвился. Такие же низкие коридоры уводили вправо и влево; еще один вел прямо. Левый коридор заканчивался тупиком шагах в двухстах от перекрестка. Тот, что прямо, судя по эху, тоже. Дотошный Яр, утянув с собой Омута, проверил — точно, тупик. Тарус усмехнулся, но Яру ничего не сказал. Дотошный — и ладно, иногда это даже на пользу.
