От удовольствия тролль пощелкал языком. Ну, этот хоть не называет меня мясом.
«Давно я не охотился. Походы в город с его сонными жителями не считаются. А волчица ничего, аппетитная. Отец приказал за тобой присматривать, чтобы ты выполнил, что должен. Вот здесь выскочку и поведут, по этой дороге, ты его легко достанешь, – тролль подошел к обвалившейся стене и указал наружу. – Сопровождать его будут двое. Мрарк – он из наших, из отцовских. А второй – Круст, вот его остерегайся. Он тебя сразу убьет, как увидит. Не забывай, что ты должен достаться мне. Главное, начни удирать».
Тролль выглянул за стену, повернувшись ко мне спиной. Я едва сдержался, чтобы не рвануться и не ударить его мечом. Именно этого он ждал от меня. Хотел, чтобы я поддался безрассудному поступку. Я представил, насколько стремительно он обернется и схватит мою руку, ломая кости, а вторым ударом проломит грудь. Или не успеет? Рискнуть? Вместо этого я опустил руку на плечо Илвы, которая готова была броситься на врага.
Тролль обернулся, ухмыляясь.
«Вот не понимаю я отца, – подумал он. – Старик ослабел? Что он заметил такого в этом выскочке? Наверное, пора мне самому стать вождем».
Тролль прикрыл глаза от приятных мыслей. Из-за угла метнулась темная фигура, схватила его за голову и перерезала горло. Тролль упал и уже на земле принял изначальную форму. Щупальца судорожно вздрагивали, из пузырящейся кровью раны вырывался хрип. Сокейт наступил на поверженное тело, несколько раз ударил мечом, затем выпрямился и поднял на меня лицо, скрытое повязкой. В солнечных лучах блеснули острые зубы.
– Благодарить не буду, – сказал я. – Кажется, ты пришел убить меня.
Из-за угла вышел второй сокейт и остановился возле собрата. Его шея так и осталась свернутой набок, и он стоял, повернувшись ко мне вполоборота. Двое против двоих. Но сможет ли Илва драться?
На площадь, к месту поединка шли тролли. По дороге ползли тени их огромных изначальных тел. Мне не успеть к Олегу! Я взмахнул мечом и поднял его над головой. Если повезет, то кто-то из сокейтов нападет раньше собрата. Может быть, я даже успею с ним расправиться, прежде чем придется сражаться сразу против двух противников. Но Илва не выдержала. Упав на четвереньки, она превратилась в волчицу и бросилась на врагов. Сокейт, которому она собиралась вцепиться в горло, успел подставить меч, обхватив оружие у острия левой рукой. Пасть Волчицы сомкнулась на клинке, забрызгав сокейта кровью. Противники упали, покатились по земле. Волчица оказалась сверху и вонзила зубы в лицо врага.
Второй сокейт взмахнул мечом, собираясь снести Волчице голову, но я успел отразить его удар своим клинком. Парирование! Ответный выпад! Враг схватился за рану на груди, шагнул назад и упал на спину.
Волчица посмотрела на меня и торжествующе зарычала. С ее израненной пасти на врага стекала кровь – своя и чужая. Я вспомнил, как Олег перерезал горло сокейту, но повторить его действия не смог – к горлу вновь подкатила тошнота. Я отвернулся и подошел к окну.
Перед глазами появилось сообщение: «Ваша ловкость увеличена до четырнадцати единиц».
На площади дрались тролли. Их щупальца сплетались в безумном танце, сталкивались, рвали друг друга острыми когтями, из зубастых пастей раздавались крики и хрипение. Олег был справа. Я сразу его узнал. Светло-серое тело моего друга отличалось от старого, покрытого шрамами и наростами тела его противника – вожака троллей. Старик двигался медленнее, но в его движениях чувствовались опыт и сила воина, выигравшего не один бой на арене. По краям площади клубилась тьма. В ней изначальные тела троллей сливались с призрачными порождениями леса.
Мелькнула мысль, что я не повысил свой уровень владения мечом. Может быть, десятый, заработанный после сражения с Джереоном уровень, – последний? Возможно, битвы должны быть более сложными, чтобы подняться до одиннадцатого? Или я настолько сросся с игрой, что потерял способность видеть системные сообщения? Нет, я помню свое имя. Я рывком, лихорадочно поднял правый рукав, чтобы увидеть татуировку. Вот она. Мы в игре, если это не мое сумасшествие.
– Илва, – позвал я, оглянулся…
Волчица стояла над поверженным мною сокейтом. Из его разорванной шеи бил фонтан крови, орошая снег, словно здесь выросла целая колония красных водорослей. Илва превратилась в человека, шагнула ко мне, улыбнулась разорванным ртом и опустилась на колени. Прежде чем она упала, я успел ее подхватить, посадил на снег и прижал к себе. Рана от меча сокейта на ее правой щеке доходила едва ли не уха. Меховую куртку заливала кровь.
– Сейчас… сейчас, – я достал из кармана склянку со снадобьем лечения, открыл пробку и поднес ко рту Илвы.
Она принялась пить взахлеб, рубиновая жидкость стекала по ее подбородку на шею. Раны заживали, оставляя после себя лишь тонкие едва заметные шрамы. Потом исчезнут и они. Илва вновь улыбнулась. Это движение вызвало боль, и девушка поморщилась.
– Тебе говорили, что когда ты волчица, у тебя тоже голубые глаза, – сказал я и поцеловал ее в губы.
К моему удивлению, девушка ответила так же жадно, как до этого пила зелье лечения. Мы целовались, и я шептал ей на ухо:
– Гулльвейг.
– Я не Гулльвейг, – говорила она.
Ее губы были мягкими, как в ту ночь, когда за стенами моей хижины выл ветер.
Тролли дрались на площади. От их рева сотрясались стены, но я не хотел отпускать Волчицу, прижимал ее к себе.
Наконец я заставил себя посмотреть в окно. Бой переместился к краю площади, и противники находились невдалеке от нас. Вожак нависал над Олегом огромным бесформенным телом. Оторванное щупальце моего друга извивалось, разбрасывая снег, и оставляло на земле пузырящуюся слизь. Я
