Антон огляделся вокруг и так светло улыбнулся, что остальные ребята смутились. А Гитара кивнул утверждающе и сказал:
– Правда.
Глава 4
«Россия» летит на Запад
Мама, что это за горы там, на горизонте?
Я хочу туда домчаться, посмотреть с кручи.
Тихо я пойду, чтоб не спугнуть сон тех,
Кто при жизни был сильнее скал и круче.
Верю, что там, где кончается земля,
Видно с мачты корабля новую землю.
Верю, что там будет благом добрый труд
И с лихвою все пожнут то, что посеют…
– Ну – с наступающим. – Романов обнял за плечи правой рукой жену, левой, помедлив немного, ревниво косившегося Сеньку, который тут же заулыбался. Хотя до этого сидел на диване очень прямо и строго, всем своим видом показывая, что он – лицеист, который тут присутствует исключительно по приказу императора. – Только вот я не знаю, какой это год и как нам их вообще теперь считать…
– Потом разберемся, а пока просто пусть будет Новый год, – попросила Есения почти жалобно.
– А мне Корочун больше понравился, – заявил Сенька. И добавил, подумав: – Сашка… ну, Белов, он сказал, что в Корочун ночь самая длинная, а потом начинает меньше делаться. А это правда?
Николай и Есения переглянулись. Глаза женщины стали встревоженными. Но Романов спокойно ответил:
– Правда. Сень, понимаешь – вокруг сейчас не просто ночь. Это ночь Зла. Неправильная ночь.
– Я знаю, нам рассказывали, – поспешил похвастаться познаниями мальчишка. – И что давно-давно-давно была ночь вообще тридцать лет и три года… – Он свел брови: – А сейчас опять будет такая?
– Нет, – решительно сказал Романов. – Не будет такой ночи. Мы не дадим.
– Мы – это и я, – это был не вопрос, а гордое утверждение.
Романов кивнул – без малейшей иронии. Во время боя в Иркутске Сенька показал себя замечательно. Хотя потом признался матери (Романов слышал), что ему было сначала очень страшно, а все делал за него как будто какой-то другой Сенька. Который точно знал, как надо действовать…
– Конечно, и ты тоже. Мы все и не дадим. Мы ведь и едем не просто так. Как будто мост наводим. Понимаешь?
– Конечно! – энергично кивнул мальчик. И, соскочив с дивана, немного виновато сказал: – Я пойду… мы вместе договорились отмечать.
– Беги, – усмехнулся Романов. Сенька отсалютовал, улыбнулся матери и выскочил в коридор.
– Убежал… – грустно сказала Есения. – Мы с ним всегда вместе праздновали этот праздник…
– Привыкай, – ответил Романов и поцеловал женщину в висок. – Это хорошо, что он сам убежал к остальным.
– Я все понимаю, – вздохнула она. – И ты сейчас уйдешь тоже… Для нас даже праздники теперь все будут официальными мероприятиями, да?
В дверь стукнули, всунулся Русаков.
– Николай, – он кашлянул, – почти подъехали. Наружу будешь выходить?
– Буду! – сердито сказал Романов и смущенно посмотрел на Есению. Она улыбалась – насмешливо и чуть печально, но в целом хорошо. – Закрой ты дверь!
– Понял. – Велимир толкнул дверь, и в зеркале на ее внутренней стороне отразились в свете лампы на столе сидящие на мягком диване молодые мужчина и женщина. Мужчина был почти совсем сед и имел грустный вид.
– Веселей. – Есения потерлась носом об ухо мужа. – Ну-ка… Все должны видеть, что это праздник и что все идет нормально.
Романов с благодарностью на нее посмотрел и, помедлив, сказал:
– Я тебе обещаю, что, когда все хотя бы более-менее наладится, я возьму целый месяц настоящего отпуска. И мы будем отдыхать. И даже Сеньку с собой возьмем. И… всех остальных детей.
– Ясно, – уныло кивнула Есения. – Будет это, когда я уже успею родить еще троих как минимум и они уже вырастут. Спасибо. Утешил.
Романов растерянно приоткрыл рот и поднял ладонь. Но в глазах Есении, обращенных на него, прыгали веселые чертики, и он тоже облегченно рассмеялся. А потом спросил в упор:
– Ты любишь меня?
– Да, – коротко ответила она. Но тут же добавила: – Сперва я боялась. И тебя тоже. Потом решила: за ним можно жить, как за каменной стеной – и
