– Олеся, ты же с ним жила. Ты не чувствуешь боли утраты, горечи? В тебе хоть что-то осталось человеческое? – возмутил меня ее спокойный тон.
– Ты скоро поймешь, что это не больно. Наркотик уже у руля. Нет боли, нет печали, нет чувств. Это не больно. Но ты же такой человечный, поможешь мне убрать труп? – спросила она.
Я понял, что Олеся стала дном наркомании, до ее души невозможно достучаться. В который раз себя проклял, что попробовал кокс. Не хочу стать циничным животным, безжалостной машиной, которой нужна жизнь лишь для кайфа, в постоянной погоне за счастьем я не хочу потерять свою душу.
– Страшно – вмажься, станет легче, – по-своему восприняв свою задумчивость, предложила Олеся.
Нет, только не наркотики. Но тут во мне проснулся наркоман: «В тебе остались человечность, доброта, душа. Давай, ширнись, я встану у руля. Я все сделаю за тебя. И тебе легче, ведь ты не будешь принимать в этом участие, ВСЕ СДЕЛАЮ Я».
– Так ты мне поможешь? – снова спросила Олеся.
Помимо моей воли вырвалось:
– Да, но я не смогу в трезвом сознании. Иди, приготовь мне винт.
«Зачем мне наркотики? Тебе вчерашнего было мало?» – спросил я сам себя. Но ответ был уже заранее подготовлен: он встанет у руля. Ты ничего не будешь делать. Это будет в последний раз. Потом ты бросишь, но сейчас мне необходимо принять, иначе ты не сможешь помочь Олесе, соседи узнают про труп, вызовут ментов, начнут нас искать. Тебе это нужно? Аргументы весомые, но это в последний раз я принимаю. И боль, сверлящая меня, исчезнет. Только нужно сходить за шприцами. Не хватало мне и гепатита со СПИДом, а то и так слишком далеко зашел». Крикнув Олесе, что пошел за шприцами, я вышел из квартиры.
На улице мне представилась странная картина: Джек притаился в кустах и за чем-то внимательно наблюдал. Проследив за его взглядом, я увидел большого, жирного и вполне аппетитного голубя. Стараясь не спугнуть добычу пса, я на цыпочках направился к аптеке. Но не прошел я метров десяти, как раздался шум и я обернулся. Весь в голубиных перьях и держа барахтающегося голубя в зубах, стоял Джек. «У голубя не было ни малейшего шанса выбраться», – подумал я, зная сильную хватку пса. Зато он хотя бы поест, в отличие от хозяина.
Когда я возвращался к Олесе, Джека на улице не было. Опять, наверно, погнался за кошкой или пошел домой. Поднявшись в квартиру, я зажал нос: невыносимо воняло бензином. Это означало лишь одно – джеф[13] готов.
Олеся была уже упоротая. Заплетающимся языком спросила:
– Ты впервые винт пробуешь? Тебе пять точек?[14]
– Да, давай, – сказал я.
Небольшая боль в области вены. Приход. Теплая волна, начиная снизу живота, распространяется по всему телу. Яркость красок заполоняет мир, он становится красивым. Даже уродливое серое лицо Олеси стало казаться мне привлекательным, и мы начали целоваться. Но она меня оттолкнула:
– Потом, пока кайф не кончился. А то ты не сможешь убрать труп. Ты готов?
Я не счел нужным отвечать на вопрос. Готов убрать труп? Да я готов горы свернуть, не то что тут тушу выкинуть.
Нужно труп расчленить и в разные мешки положить. Сверху шмотки – за мусором приедут завтра-послезавтра и заберут. Мусороуборщики. Она рассмеялась, и я вместе с ней. Мне было так хорошо, что я сказал:
– Тащи топор, пилу, все что есть. Будем рубить и пилить. Лесоруууубы.
Мы снова начали смеяться. Потом Олеся пошла за инструментами. Она принесла топор, ножовку и мешки для мусора. Мы принялись за дело. Труп Руслана кинули на пол, я взял топор, вдохнул и нанес первый удар по ноге. Там у него был развитый некроз, мышцы уже сгнили. С двух ударов кость разрушилась. Олеся вовсю орудовала ножовкой. И все это было прекрасно: мне нравился запах, исходящий от трупа, чавкающие звуки, бурая кровь. Мне все это нравилось.
– Джеф, хорошая штука, – сказал я, и мы засмеялись. Словно это была какая-то шутка. И так продолжалось – мы рубили, пилили и смеялись, смеялись, смеялись.
Олеся сказала:
– Что-то таска кончается, надо догнаться.
И я согласился.
Мне было страшно возвращаться из этого прекрасного мира в ужасную квартиру Руслана. Тем более ужасным было осознание того, что мы сделали. Надо поскорей бы закончить с этим и убраться отсюда. Олеся принесла еще дозу винта, и мы продолжили. Смеяться и рубить.
Я рубил не переставая, не чувствуя усталости, Олеся тоже не отставала. Мы закончили очень быстро (я думал, что прошло полчаса, на самом деле мы потратили на это тело/дело более трех часов). Пораскидав куски Руслана по мешкам и смешав их с его шмотками, мы вышли на улицу.
Уже вечерело. Красивое серое небо над нашими головами, прохладный ветерок ласкает наши лица. И тишина. Но непоколебимость этого мира разрушил голос:
– Граждане, стойте. Почему вы все в крови? И что это у вас в мешках?
Я от ужаса обернулся. Это был молодой парнишка, лет девятнадцать, от силы двадцать три, в милицейской форме. «Черт, да это же мент», – дошло
