Следующие полчаса, что вышагивали друзья по размокшей тропинке, Милован, ежеминутно откашливаясь, подробно рассказывал, что да как происходило в Московском княжестве. И, хотя лихой говорил много и непринужденно, а нет-нет и ловил себя Булыцкий на том, что вроде как недоговаривает он.
Княжество Московское, как оно и до нашествия было – улус Золотой Орды до скончания веков, Дмитрий Донской и потомки его – братья младшие Тохтамыша и его родни. Теперь все беды напополам, а за то от Московского княжества дань: четыре тысячи рублей в год [38] и право самолично решать проблемы с окрестными славянскими улусами, да земли новые присоединять к владениям Золотой Орды. Следующие три года отводятся князю на ран зализывание да хозяйство и дружину в порядок чтобы привести. После того – в походах Тохтамыша брат младший обязан родственника поддерживать, по зову являясь конно, людно да оружно. Союз да договоренности эти скрепивши, в совместный поход отправились на князей удельных; крест целовать заставлять на верность да «поминки» собирать.
Оно хоть и шли не торопясь, силу как бы свою показывая да гонцов наперед рассылая, да тут уж всех на колени поставили. Первым – Рязанского князя Олега Ивановича, давно уже мечтавшего объединить вокруг себя Владимирское да Суздальское княжества. Князь Рязанский услышал отправленных заранее гонцов и даже не попытался организовать сопротивление и попросту открыл ворота, да и сам навстречу с покаянием вышел. За то и свой живот сохранил, и душ православных уберег великое количество. Ну, разве что боярам, перед осадой Москвы утекшим, несладко стало. Их кого и казнили, а кого, холопов лишив, помиловали, по миру пустив. Ну, и земель, понятное дело, не вернули. Разве что самым надежным.
Владимирско-Суздальские же князья, напротив, поступили неосмотрительно. Словно бы желая отомстить за гибель Семена Дмитриевича[39], утекший с поля боя Василий Кирдяпа ухитрился настроить против Московского князя доживающего уже свой век Дмитрия Константиновича[40], и тот, собрав нижегородское войско и созвав дружины мордовских князей, двинулся против объединенного войска Дмитрия и Тохтамыша с тем, чтобы успеть занять Суздаль и встретить неприятеля. Впрочем, это ему не удалось, и войска встретились в поле недалеко от Владимира.
Дмитрию Ивановичу не составило большого труда убедить Тохтамыша использовать уже проверенную тактику и действовать двумя отрядами. Тем более что передовой отряд Московский князь вызвался самолично вести в бой, а остатки армии Тохтамыша должны были в прилеске укрыться да по первому сигналу на помощь прийти княжьим войскам. И готовилась сеча великая, и повел Дмитрий Иванович войско на рать Дмитрия Константиновича, но Бог всемогущий вновь на стороне князя Московского оказался. Князь Нижегородский-то[41] умом слаб оказался да войско так выстроил, что оно тут же в окружение попало, и, видя бесполезность кровопролития, Константинович сам приказал оружие сложить, да целовать крест на верность великому князю Московскому направился.
А пока действо то разворачивалось, шедший тайком отряд Василия Кирдяпы да бояр самых неугомонных, который по задумке Нижегородского князя в тыл объединенному войску ударить должен был, в том же самом прилеске напоролся на резервный полк под руководством Тохтамыша. В схватке той много татар посеченных оказалось, да ко всему еще и насмерть был ранен знатный ордынский военачальник – татарский цесаревич, что ордынцам и лично Тохтамышу обиду личную учинило. Да вот виновника обиды той наказать не удалось. Хоть и неожиданностью полной оказалась встреча та для обоих военачальников, все ж Кирдяпа проворней оказался. Он же и смекнул первый, что, хоть врасплох застал татар, да все равно ни в умении, ни в количестве не тягаться ему с Тохтамышем, поэтому с горсткой самых преданных ему людей, снова утек с поля боя, укрывшись теперь за стенами Твери.
Русское войско потерь не имело, татарское – еще на треть потаяло. Нижегородцам же эта схватка обошлась в четыре тысячи рублей: три с Нижнего Новгорода, да одна – с Суздали. Ну, и мастерами дань. За то – гарантии мира и всяческая поддержка в вопросах борьбы с Борисом[42]. На том замирились, и Дмитрий Константинович, поцеловав крест, передал войско свое Московскому князю, а сам, за слабостию своей, отправился домой; доживать оставшиеся ему дни[43]. Теперь уже огромная армия отправилась на приступ Твери, в которой и без того обиженный и оскорбленный князь Михаил[44] уже приютил и обогрел беглого Ваську с горсткой уцелевших бояр.
В этот раз вперед уже гонцов татарских отправили; настолько Тохтамыша потрясла потеря понесенная, что сам пожелал весть составить князю, предателя за вратами укрывшему. Уж когда получил князь Тверской бересту эту, поздно делать что-то было да в ноги падать. Обезумевшие от ярости и горя татаре первыми ринулись на приступ, неся огромные потери. Взять крепость, правда, с ходу не вышло, и объединенная армия приступила к длительной осаде, в ходе которой основным миротворцем и выступил Дмитрий Иванович. Во многом благодаря именно его усилиям удалось убедить князя Тверского Михаила ворота крепости отворить и сделать так, что уже немногочисленной шайке кочевников не оказали ни малейшего сопротивления, когда они в дома заходили худые и знатные боярские и брали себе то, что вздумается и кого вздумается. Запрет только строжайший на грабеж церквей и кремля. А еще – четыре тысячи к выплате на потери понесенные и на вечное признание себя вассалом князя Московского. Кирдяпу же и бояр тех, которые за то, чтобы предателя принять ратовали, лично Тохтамыш и казнил.
А тут и гонец от Муромского княжества прилетел с просьбой о мире; Федор Глебович[45] с боярами своими, понимая, что захиревшему княжеству никак не тягаться ни по мощи, ни по могуществу с объединенной армией, решили попросту упредить кровопролитие и сами готовность выразили крест на верность целовать. А коль скоро ни у потерявшего почти всю свою армию Тохтамыша, ни у уставшего от вида крови да слез православных Дмитрия Ивановича не осталось никакого желания вести дальнейшие боевые действия, решено было, что князь Муромский выплатит
