– Может, – согласился тот, бросая мрачные взгляды на убитых. – Хотя то – навряд ли.
– Ты поглядывай, ежели чего, по сторонам. Коли жив, так ведь и сыскать его в столице можно будет.
– Если раньше в кустах не сыщем, – сплюнул в сторону лиходеев Милован.
– Твоя правда, – и так и сяк присаживаясь, да на всякий случай вглядываясь в приоткрытые щелки ртов схороненных, скорее сам с собой говорил Булыцкий. – Не они, – удовлетворенный осмотром, заключил, наконец, Николай Сергеевич.
– Ну и слава Богу.
– Но идут в Москву… И крестов нет, – кивнул он на шеи молодых людей.
– Некрещеные, что ли? – почесал подбородок Милован. – Видать, с земель окрестных сорванные. Вот и чудят. Или свои же сняли, отпеть чтобы как положено, как домой вернутся.
– Наверное, – чуть подумав, согласился Николай Сергеевич.
Шестая часть
Теперь, по мере того, как открывались все новые и новые карты, Николай Сергеевич крепко призадумался: а что теперь? Изменившийся фрагмент истории потянул за собой целую цепочку событий, которых в принципе быть не должно было, и, что самое скверное, совершенно непонятно было, во что теперь все это выльется.
С другой стороны, и отступать было ну совсем некстати; особенно теперь, когда худо-бедно все начало складываться как нельзя лучше для пенсионера и планов его реализации. Вон и Некомат со смутой своей тоже ведь на руку. Не уверен был Николай Сергеевич, что правильно было самому передавать смысл предложения змея того, но при случае в разговор ввернуть, несомненно, был смысл.
И гнев Тохтамыша – опять же, на руку. Теперь, когда над крепнущим княжеством вновь навис дамоклов меч великой беды, охотней князь прислушиваться будет к советам раз уже спасшего пришельца. Да и сорванные с окрестных земель мастеровые да смерды решали вопрос о качественной рабочей силе. И наверняка каменщики были среди них толковые. Ну, по крайней мере, очень рассчитывал на то трудовик. А там, и глядишь, кирпичных дел мастера сыщутся, а, даст Бог, и стеклодувы! Если так все, то такой рывок будет вперед, что все, что до этого творилось, – так, лепет детский.
Хотя, по правде говоря, теперь уже и сам Булыцкий не уверен был в том, а как теперь развиваться события будут и к чему теперь готовиться, да что нужнее теперь: оружие да технологии военные, или все-таки селекция да земледелия технологии, невиданные доселе. А это от того зависело; пойдет ли Тохтамыш на Тебриз, или вновь на Москву войска двинет, счеты за обиду нанесенную сводить? И хотя мощь нового объединенного княжества многократно усилилась, а все равно сомнения терзали преподавателя; ладно Тохтамыш, а если Тимур походом на Русь отправится? Тамерлан ведь поражений не знал. А еще – жестокостью своей прославился на века вперед. Вот теперь он начал понимать слова старика про непролитую кровь и воздаяние.
– Как думаешь, – обратился он к мерно шагающему Миловану, – старик тот… Ну, что нас принял, он мудрец какой или как?
– Волхв[63], – ни раздумывая ни секунды, отвечал дружинник.
– С чего бы?
– Воду заговорил, нас от бед уберег, исчез… Волхв, – уверенно повторил он.
– Городишь чего? Какую воду? Что за заговоры?
– А ты думаешь, хворь моя от настоя твоего ушла? Так и сам ты говорил: не от кашля отвар тот! А твоя тогда слабина делась куда, а? Ты же тоже глоткой, вон, слаб был. А чего в итоге? А ничего! – сам ответил на свой вопрос бородач. Николай Сергеевич промолчал, однако в словах товарища была убедительность. – Да и про беду знал он. Знал, оттого и в землянке запер своей.
– А может, он и напал? – встрепенувшись, ответил Николай Сергеевич. – Может, запер, чтобы не мешались, – скорее, не для того, чтобы возразить, а для того, чтобы Милован окончательно развеял его сомнения по поводу старика, добавил трудовик.
– А чего тогда пускать было к себе? А кормить да выхаживать? Нет, Никола, не прав ты, – не замедлил с ответом его оппонент. – Не пустил бы он к себе, – подохли бы прямо на улице. Ты – не знаю, а я – точно богу душу отдал бы, – совсем тихо закончил бородач.
– Нечего тут тебе возразить, – каждое слово взвешивая, аккуратно отвечал пенсионер. – Ну разве что в грядущем все эти былины про волхвов за россказни держать будут. Так, мальцам на потеху.
– Сам ты россказни! – почему-то рассердился его товарищ. – Есть они, хоть и гонимые нынче! Митрополиту неугожие, да все одно… – с горечью махнул он рукой.
На том беседа их и прервалась и дальше, подгоняемые тревогой и страхом, топали уже в полной тишине.
То морозило, а то и теплело. Зима еще не вступила в свои права, хотя и понятно было: вот-вот переможет она стремительно теряющее силы и власть лето. Второй день подряд уже моросило. Так, что даже сам воздух, сгустившись, дымкой оторвался от остывающей земли, плотность набирал ото дня
