– А ныне, хоть и балакают все про Тохтамыша, да как ни молюсь, все больше балаган вижу, пуще сраму скоморошьего. С харями да переодеваниями. А потешают толпу-то князь с Киприаном, хоть оно и грех говорить такое.
– Как можно-то?
– Вот то-то и оно, – вздохнул в ответ Сергий. – Оно хоть и отовсюду звучит: Тохтамыш вновь собирается, да Бог иное говорит.
– Так что же открылось тебе, Сергий?!
– То при мне и останется, пока не прозрею да не пойму, что Господь донести до меня, грешного, желает. – Комната погрузилась в тишину; Сергий задумался о чем-то своем, а Булыцкий просто не нашел, что сказать, ошарашенно на гостя своего глядя.
– Озадачил ты, Сергий, – собравшись с духом да приведя мысли в порядок, начал трудовик. – Ведь и мне видение было. И мне балаган тот являлся, и я про Тохтамыша слыхивал. Вот только и не ведывал, что все оно – не просто так. Все на хвори думал да на бесов, что сомнения в душе растят, а тут…
– К тебе я шел, – кивнул Радонежский. – Бог сказал: «К Николе иди. Поймет он тебя».
– А я думал, к Киприану да Дионисию.
– К ним – нет. К тебе – да. Не то у них на душах, что говаривают. Тайны хранят, да только им известные.
– А я думал: просто все. Посольство в Царьград, вон, убедил потому, что…
– Не за тем Киприан люд отправляет к патриарху Вселенскому.
– Как? Неужто не люд звать ученый?! Мне же оба… Киприан, Дионисий…
– Киприан да Дионисий – поля одного ягоды, – вздохнув, ответил Радонежский. – Оно хоть и грех великий; не суди, ибо сказано, да ты с ними аккуратней будь. За дело, угодное Богу, ратуют оба, да не через молитвы свои души умягчать желают, но через чин единый для остальных идут. Чин, – помолчав, продолжил тот. – Оно, конечно, единый на всех – дело ладное, да не в нем дело-то, коли в душе – пустота.
– А откуда же свету взяться, если каждый на свой лад?
– И в твоих словах правда есть, – согласился схимник. – Да не то поперед должно идти. Чин оно всегда можно поправить, а вот верой душу наполнить… – Он развел руками.
– Так и что же получается-то? Мудрены слова твои, отче.
– Почивать давай, – не стал отвечать Сергий. – Завтра – день хлопотный. Отдохнуть от трудов мирских надобно бы.
– Сергий, прими приглашение, на печи поспи. – В ответ тот лишь покачал головой.
– Неге тело не приучено да страстям не подвластно. Скромностию своею пастырь агнцев поучать должен. Труда многодневного хлеба погубить чтобы, одного морозца хватит; не искушай, Никола, а лавку свою уступи. Ты хозяин, и печь – твоя.
– Как скажешь, Сергий, – поклонился в ответ Николай Сергеевич, и понимая, что препираться смысла нет. Затем подошел к Матрене и, бережно приподняв, отнес на лавку. После собрал тулупов и укрыл ими товарищей. И только убедившись, что все в порядке, сам отправился спать.
Сон этот, вопреки ожиданиям, долгим не был. Еще и небо не посветлело, а уже проснулся пенсионер. От вчерашних хвори да слабости и следа не осталось, а потому пришелец, ловко соскочив с печи, тут же замер; в красном углу смиренно молился Сергий, да так, что Булыцкий всерьез задумался: а на самом ли деле разговор был ночной, или то ему лишь приснилось?
На цыпочках – не дай Бог, чтобы хоть половица скрипнула, – выскользнул учитель на улицу. Полюбовавшись домной, он, по обыкновению своему, принялся деловито осматривать творение, тщательно проверяя все, что только возможно. За этим занятием его и застал вышедший на улицу Сергий.
– Новый день, и слава Богу, – радостно улыбаясь, приветствовал он пришельца.
– Благослови, отче, – улыбнулся в ответ мужчина. Хорошее настроение схимника передалось и ему, да и тревоги не было на сердце, как при испытании первого тюфяка.
– Благословляю на дела, Богу угодные! – ответил тот. – День хорош будет! – перекрестившись, объявил он. – На радость великую. Не кручинься, Никола.
– Да и сам чувствую, как на душе светло. Оно как в прошлый раз, так и хмарь, а сегодня – радость великая.
– Ну и слава Богу, – вновь улыбнулся Радонежский. – Блаженны ищущие, ибо найдут.
Демонстрация сразу же после заутрени[101] запланирована, но народ подтягиваться раньше начал, места занимая получше. Впрочем, не до разглядываний зевак было Булыцкому; все суетился да проверял, чтобы, не дай Бог, не так что-то не пошло. Уже, казалось, все перепроверилось, да все одно уняться не мог.
Колокол отбил три раза, и народ, оживившись, повалил толпой к месту, зрелище где запланировано было. Оно совсем немного времени прошло, а люду праздного собралось, что на базаре! Шум, гвалт, лаянье за места получше, сутолока! Тут же и пацанье шумливое, до зрелищ охочее. Тут же и нищие. А тут и князь с мальцами да с Киприаном явился. Под выкрики стражников народ живо так расступился, высвобождая коридор для лиц великих, прямиком к домне ведущий; к местам почетным. Оно хоть и взбудоражен пришелец был, да все одно разговор вчерашний вдруг вспомнился, а потому,
