полированное острие. Удивительно, но, несмотря на все углубляющуюся рану в плече, орк крепко держался за борт. Орал от боли, но держался. Смотритель отвернулся. Ему неприятно было наблюдать гуляющую на лице Ноя улыбку.
— Что, ублюдок, непонятно тебе? — Ной напирал на багор всем телом, загоняя его в рану, — Тебя здесь не ждут, не хотят. Пытались по-человечески объяснить — не понял. Объясняем на понятном тебе языке — тоже не понимаешь. Ты какой-то непонятливый орк…
— Хватит уже! — Смотритель не желал более быть соучастником и свидетелем измывательств над пусть каким угодно, но все же живым существом.
Он шагнул к Ною и выхватил у него багор.
— Ты что? — огрызнулся Ной.
— Не мучь его. Или убей, или…
— Что «или*?
— Ничего.
Смотритель чуть было не выпалил: «…или пусти на корабль», но остановился. Не ровен час еще и сам багром под ребро от распаленного Ноя схлопочешь: тогда Миф о восьмерых обитателях Ковчега обретет законное основание.
Орк же, почуяв разлад среди людей, продолжил попытки попасть на корабль — не таясь и не стараясь сделать это внезапно. Да и не мог уже — внезапно. Видно было: ослаб.
— Он же лезет, Гай! — заорал Ной. — Бей его!
Смотритель медлил. Остановить это существо болью не представлялось возможным: порог чувствительности у орков, очевидно, занижен, а убивать…
И зачем только он выхватил у Ноя багор?..
— Бей же! — кричал Ной, но оружие отнимать не спешил.
Очень своевременная проверка на лояльность и верность идее. И условия подходящие.
Смотритель сделал короткий замах и точно вонзил острие багра орку в глаз, Тот коротко взвыл и обмяк, рухнув в воду.
Настроение на остаток дня у всех было испорчено. Волны и ветер никак не хотели разлучать дрейфующий корабль и плавающий вверх спиной труп орка, и он качался на волнах, пока ночь не скрыла его.
А ночью не давал заснуть протяжный плач какого-то зверя, выжившего на каком-то из островков. Ной весь испереживался из-за того, что темнота не позволит найти и спасти его…
Все это мощно «накручивало» Смотрителя, и утром, после того как охрипшего за ночь зверя все-таки нашли и вытащили из воды, он не выдержал и, фигурально выражаясь, припер Ноя к стенке, спросив:
— Скажи, в чем разница между шакалом, которого мы только что спасли, и орком, убитым нами вчера?
— Убитым тобой… — поправил его Ной.
Это не было уходом от ответственности за содеянное, но — только констатацией факта.
— Не важно, — не стал возражать Смотритель. Да и в чем возражать-то?.. — Я, ты, Сим или Хам — его мог убить кто угодно. Я лишь выполнял твою просьбу.
— Просьбу? То есть, не будь меня, ты бы позволил этому… существу забраться на корабль?
— Ты не ответил мне: в чем разница между желанием жить у орка и у нас с тобой? Почему мы
— Орк — зло. Это очевидно. Не понимаю, о чем тут говорить.
— Скажи, Ной… может быть, мне тем ударом отбило на прочь какое-то важное знание… скажи, почему шумеры никогда никого не лишают жизни?
— Никого, кроме орков? Потому что не я раздавал жизнь и не мне ее отнимать.
— Но и орку не ты дал жизнь…
— Он — из тех тварей, что отнимали жизни у людей. У нас! Видел бы ты…
— Не видел. Но догадываюсь. Думаешь, это дает нам право обходиться со зверями
— Тигр — зверь.
— А орка ты считаешь человеком? Тогда почему мы его не спасли?
— Орк — не человек.
— Зверь? Тогда почему бы нам его не простить?
— И не зверь.
— А кто же? — Смотритель искренне удивился отсутствию логики в словах Ноя.
