Смотритель видывал куда более комфортные места и времена, но нигде (даже дома!) он не чувствовал себя настолько спокойно и умиротворенно…
Он оборвал свой собственный мысленный поток, убаюкивающе приятно несший его фантазию совсем не в те степи. Спросил: а что ты можешь дать этому — новому — времени, самому
Да-а… Конечно, микроскопом тоже можно забивать гвозди, у него же такая массивная станина…
А родное время, которое есть далекое… бесконечно!., продолжение этого? Зачем оно тебе и ты ему?.. Дурацкий вопрос! Сколько Смотрителей трудится в Службе Времени? Меньше ста? Хочешь убавить это количество и сбежать в прошлое?.. Но Смотритель для Истории куда полезнее, чем неумелый Хранитель и его сомнительная помощь в строительстве нового мира. Где ни Хранителя, ни Смотрителя все одно быть не должно.
Внутренний диалог споткнулся о железную логику. И впрямь — разведение первопроходческой романтики не только не входит в штатные обязанности Смотрителя Службы Времени и Исторического Контроля, но — более того! — идет вразрез с основной линией Истории, которую, ему, Смотрителю, собственно-то и положено охранять.
А сравнение самого себя с микроскопом впечатлило. Сию убедительную присказку Смотритель услышал в «поле», в двадцатом веке третьего тысячелетия Новой эры. Тогдашние приборы для рассматривания сверхмалых объектов базировались целиком на оптике, и для стабильности им требовалась мощная опора. Настольный микроскоп весил от пяти до двадцати килограммов, и при парадоксальном желании им действительно можно было заколачивать гвозди…
Гвозди…
Уникальный крепежный элемент для конструкций из древесины и некоторых видов пластиков по значимости для человечества не уступает колесу и парусу, а такого же уважения к себе не снискал. И вот что интересно — использовали его и в допотопной эре, и в жутко далеком будущем не перестанут колотить по шляпкам стойких металлических «солдатиков», несмотря на внедрение шурупов, саморезов, винтов, суперпрочных клеев и разных энергетических полей…
Но это — вредное и пустое отступление. Вернемся
Пора ли это делать вообще?
На последний вопрос вырисовывался более-менее утвердительный ответ: да, пора. А на первые два — ничего. Туман.
Итак, кого он должен оставить —
Ной — мудрый, веселый, добрый, более чем эмоциональный — порой на грани мальчишества! — человек, излучающий заразную житейскую уверенность в следующем дне. Смотритель, привыкший оперировать краткосрочными категориями…
(минута, час, максимум полдня)…
даже за исторически…
(а какие иные категории здесь пригодны?)…
обозримое время жизни рядом научился у Ноя этой размеренности, основательности, спокойствию за то, что солнце на утро обязательно встанет, а вечером непременно сядет, что будет день — будет и пища. Для Смотрителя, как профессионала Службы, такое отношение к жизни является непозволительной роскошью — нельзя расслабляться, следует быть собранным и готовым к глобальным изменениям в следующую секунду… Да, это все так, но в нынешнем «поле» можно позволить себе передохнуть от состояния «быть начеку» и насладиться ощущением стабильности мира — хотя бы в масштабах нескольких суток, особенно теперь, когда новых катаклизмов не ожидается. И сколько раз судьба ни пыталась убедить Ноя в своем могуществе, он все равно оставался невозмутимым оптимистом. Хладнокровный и дальновидный, если дело касается чего-то серьезного, и «взрывчатый» по незначительным мелочам — таков парадоксальный характер очень «разного» Ноя.
Сыновья его — будто и не братья вовсе. О каждом из них отец мог бы смело сказать: «И в кого ты такой пошел?» — и сказал бы, если бы древнешумерская мораль не исключала возможность иронии на подобную тему. Видимо, только с последующим развитием нового человечества ему, человечеству то есть, придется столкнуться с понятиями «адюльтер» и «дети от другого отца». Но суть не в этом. Она в том, что стопроцентно одинаковые по роду, по крови и по жизненной уверенности сыновья Ноя не похожи на отца во всем остальном, включая физиономии, а уж друг от друга отличаются вообще как люди из разных семей.
Младший — Сим, самый шебутной, технически смекалистый, временами неумеренно болтливый добряк. На своем паровике он был готов возить кого и сколько угодно, по каким угодно делам. Абсолютно нешумерский альтруизм, ярко проявлявшийся на общем фоне абсолютно всенародного равнодушия и замкнутости на самих себе, любимых, удивлял Смотрителя еще до Потопа. После катаклизма Сим ничуть не изменился и направил всю свою доброту и готовность помогать всего на восьмерых, пока на восьмерых, а потом — даст Царь Небесный! — число умножится многократно. Сим помогает там и здесь,
