Глава 19
Гипердвигатели мчали звездолет сквозь космическую ночь. От цели его отделяло около трех недель полета.
Сначала Тея держалась настороженно, редко покидала свою каюту и мало говорила, ограничиваясь в основном приветствиями при случайных встречах, да просьбами за столом. ван Рейн на нее не нажимал. Но сам он, за едой и после — за бутылкой вина или бренди, говорил почти непрерывно. Он пускался в воспоминания, рассказывал приходившие на ум забавные историйки, — впрочем, надо признать, что иногда он заводил разговор и о серьезных вещах. Не оставался в стороне и Эдзел, частенько опускавший замечания по поводу той или иной фразы своего босса. В общем, ван Рейн вел себя так, слово находился в приятельских отношениях не только с вежливым драконокентавром, но и с этой худощавой, нервной, неулыбчивой женщиной.
Сперва она сразу после еды вставала из-за стола, но потом слушать россказни торговца вошло у нее едва ли не в привычку. Делать больше было нечего; за подрагивающим металлом корпуса на биллионы световых лет раскинулся безбрежный океан одиночества; а ван Рейн так и сыпал полуправдоподобными легендами о событиях, по большей части Тее неизвестных.
— К тому белому карлику мы приблизиться не могли, потому что радиация там была выше головы… да, кванты разбегались от него во все стороны, как блохи с тонущего пса… но деваться нам было некуда — иначе нашей бедной кампашке пришел бы конец. По-моему, я, так сказать, попался на крючок судьбы. Но, клянусь небом! — мысль об этом крючке заставила меня предположить, что мы могли бы…
Чего Тея не знала, так это того, что перед каждым разговором Эдзел получал подробные инструкции: что говорить, о чем спрашивать, на что возражать и что подтверждать. Иными словами, ван Рейн раз за разом пробовал на Тее Белдэниэл свои домашние заготовки.
В скором времени он мог уже сказать, какие темы интересуют ее и доставляют удовольствие, а какие вызывают скуку или раздражают. Вне всякого сомнения, она старалась запомнить все, что по ее мнению, было бы полезным для шеннов. Но с другой стороны, она должна была понимать, что трудно говорить о пользе там, где нет возможности отделить вымысел от истины. Поэтому, как заметил ван Рейн, постепенно она забросила эти свои попытки и стала просто слушать его басни. Особенно много ценного для себя он выяснил, наблюдая за ее реакцией на манеру изложения. Ведь одно дело, когда вы рассказываете холодно, отстраненно, безразлично, и совсем другое — когда с шутками, с прибаутками или задумчиво, или ласково, или поэтически (таким образом ван Рейн стремился передать речь других); короче говоря, рассказывать можно по-всякому. Разумеется, он не перескакивал с одного тона на другой — нет, переход совершался медленно и плавно.
Прошло не больше недели, а он уже выяснил все, что хотел. Теперь он знал, как действовать, и необходимость привлекать к разговорам Эдзела отпала. Тея довольно охотно отвечала ему.
Они по-прежнему оставались врагами. Но ван Рейн превратился в противника, которого нельзя недооценивать — которого надо уважать. И все чаще и чаще стала она задумываться, не сумеет ли он найти общий язык с ее владыками.
— Конечно же, я хочу договориться, — сказал он ей добродушно. — Из-за чего нам воевать? В галактике ведь сотни две или три биллионов звезд. Места всем хватит, а? — Он махнул Эдзелу, и тот, как было договорено заранее, отправился за коньяком. Попробовав принесенный напиток, ван Рейн взревел: — О-о-ох! И ты хочешь предложить эту гадость нашей доброй приятельнице, у которой такое нежное горлышко? Прочь с глаз моих вместе с этой бутылкой! Принеси другую, да смотри выбирай! Ты что, очумел, — зачем ее выбрасывать? Да, братец, у тебя наверно, и мозг зарос чешуей! Нет, мы доставим ее домой и предъявим виноторговцу — и, — ох, как он у нас попляшет! — На самом деле коньяк был великолепный, и ван Рейн собирался потом вдвоем с одинитом распить эту бутылку. Ему просто надо было произвести впечатление. Разве Юпитер не ярится по пустякам?
— С чего это ваши шенны нас боятся? — спросил он у нее в другой раз.
Тея вскинулась.
— Нет! Ничто не может их испугать! (Ну точно, Юпитер и ревностная его жрица. По крайней мере, на первый взгляд. Хотя отношения между ними вполне могут быть куда более сложными, да и Юпитер, скорей всего, не бог, а дикарский идол.) — Они осторожны… скромны… мудры… и потому хотели сначала узнать людей.
— Так-так-так. Не сердитесь, ладно? Как я могу, говоря про них, выбирать правильные слова, если вы мне ничего не рассказываете?
— Я не могу, — она судорожно сглотнула и заломила руки. — Я не должна, и бросилась в свою каюту.
ван Рейн пошел за ней. Когда ему это было нужно, он мог передвигаться совсем неслышно. Массивная дверь ее каюты была заперта. Но ван Рейн вставил себе в ухо транзисторный усилитель звука, сделанный по образцу слуховых аппаратов, применявшихся до разработки регенерационных технологий. Некоторое время он стоял под дверью, вслушиваясь в рыдания Теи, не испытывая ни раскаяния, ни злорадства. Ну что ж, слезы — явное подтверждение его смятения. Сломить ее окончательно за оставшиеся несколько дней пути вряд ли удастся, но кое-что, если не особенно давить, выяснить будет можно.
