Позади Москва

капрал. Сколько нужно было служить, чтобы стать штаб-сержантом в такой части, какой являлся их эскадрон, их полк, их дивизия в целом? Как можно было допустить, чтобы этому пришел конец в одну секунду, несмотря на все подписи под договорами, на которые русские всегда такие мастера ссылаться? Что ж, если до этого момента эти самые русские могли рассчитывать на какое-то сочувствие с его стороны и со стороны его товарищей по взводу, то теперь этому точно пришел конец.

Капрал спустился на несколько ступеней вниз, жадно втягивая ноздрями воздух. Да, этот не отступит никогда. От этого сочувствия лучше не ждать. Увиденное доходит лучше, чем любая пропаганда. Можно прочитать солдату сто лекций о законах войны, о смысле той роли, которую они сейчас играют в истории… Все это отправляется прямым ходом в дыру в жопе после первого такого случая. Лежащего на дороге перед твоим носом. А вот у него уже не первый, у него уже были раньше. Ну и ладно.

– Жарко!

Кристина сидела перед выходом наружу. Если еще полчаса назад она контролировала себя все с большим трудом, то сейчас было иначе. Когда эти воняющие мочой и прокисшим потом придурки со своими дурацкими автоматами выбрались из убежища, здесь сразу стало легче дышать. Кто-то из сидевших здесь мужчин попытался тут же закрыть обе двери, но она прикрикнула на него, и он испуганно отошел назад. Некоторое время она наслаждалась свежим воздухом, но потом тишина снаружи вдруг сменилась безумной грохочущей трескотней, длившейся несколько минут практически без остановки. На ее фоне раздавались вопли, жуткие, душераздирающие, будто кричали мучимые животные. Что ж, это и были животные неспособные понять ничего своим умом, все воспринимающие через призму давно устаревшей просоветской пропаганды. И самое главное – смеющие отрицать очевидное, когда им кидают правду в лицо. Ну, пусть теперь сами платят за свою глупость. Когда игра прекращается, не сумевшие понять ее настоящие правила дураки- фигурки и дураки-пешки отправляются в упаковочную коробку все разом.

Кристина тогда согласилась прикрыть дверь – начнут еще ломиться обратно, вонять тут снова… Но потом снаружи все стихло, и ей снова стало трудно дышать. Люди потихоньку начали выбираться из убежища, и она восприняла это с облегчением. Унесли одного из хнычущих детей, давно раздражавшего ее даже оттуда, из дальнего угла этой гадкой дыры. Вразнобой ушли две трети всех бывших здесь – и теперь эту дурацкую овальную дверь даже не закрывали: все равно кто-то поднимался и уходил раз в несколько минут.

Сотовый телефон не реагировал на попытки установить связь с теми, кто заберет ее отсюда. А ведь это была дорогая, современная двухсимочная модель! Наконец одна из сим-карт вдруг показала одно деление качества связи, и Кристина тут же начала набивать СМС кому-то из самых близких друзей, из числа еще не ответивших: «Тимурчик, срочно приезжай, ты мне нужен. Машину угнали, транспорт не ходит, а я здесь застряла». Звонки не проходили вообще, соединение все время рвалось после 2–3 секунд криков «алло!», но вот СМС вроде бы уходили. Просто свинство, что за ней не приезжали и даже просто ей не отвечали. Ну не могут же все быть заняты так плотно? Ну, можно же понять, что это не кто-то другой просит, а она – она сама! В сообщении Кристина указала точный адрес, по которому провела уже вторые дурацкие сутки. Начала уточнять, что сидит в подвале, но потом стерла это. Во-первых, потому что печатать получалось долго, а связь вот-вот могла пропасть; во-вторых, потому что он будет смеяться и шутить над этим; а в- третьих, она все равно вот-вот собиралась подниматься наверх, в теткину квартиру. К тетке она и приехала, нехотя согласившись на это после трехдневных маминых рыданий. Отвезти продуктов, объяснить, что бояться нечего, что все это полная ерунда и бред заигравшихся силовиков, что скоро все кончится. Кончится, как только те заново поделят между собой деньги, за которые схватились. Как ни странно, мама продолжала непрерывно плакать, даже слушая и кивая, и уехать в итоге оказалось легче, чем продолжать жить с этим рядом. Кристина знала, что мама всегда была дурой, но что уж тут поделаешь: мать не выбирают. Тетка и загоняла ее в итоге в этот подвал, уже третий раз за два дня. И, как и в прошлые разы, выбралась отсюда первой. Как ни странно, сама Кристина почему-то на второй-третий час сидения начинала находить забавное удовольствие в этом всем и уходить не торопилась. Это было, будто смотришь реалистичное кино про психов. В самом современном формате, с вибрацией кресла. Второй из хнычущих сзади детей, вонючие старики и дурно одетые, тупо молчаливые или тихо плачущие тетки – они все только добавляли этому антуража. Будет потом что вспомнить и чему улыбнуться.

Она и улыбнулась. За приоткрытой внутренней дверью, ведущей наверх, громко и выразительно прокричали фразу на отличном английском: «Fire in the hole!» Из двери сильнее дунуло свежестью и даже морозцем. На освещенный пятачок перед ней откуда-то сверху выкатилась выкрашенная буро-зеленым круглая штуковина сантиметров 6–7 в диаметре. По форме она была похожа на флакон от духов DKNY, только с торчащим из него цилиндром, мешающим катиться. Сразу за первой штуковиной выкатилась и вторая, и они остановились почти одновременно. В подвале завизжали и закричали сразу несколько мужчин и женщин, сидящих неподалеку, и Кристина брезгливо оглядела их. Было понятно, что это как бы военные гранаты, но они совсем не были похожи на настоящие. Да тех и в принципе не могло быть, потому что слышно же снаружи, как плачет этот дурацкий ребенок. Она сморщила нос и спокойно отвернулась, продолжая ожидать, когда ответит ее телефон…

Пятница, 29 марта

Когда человек стоит у последнего рубежа, когда на исходе надежда и выдержка, лишь великие и простые чувства – любовь, печаль, сострадание, отчаяние – смогут помочь ему найти в себе силы, чтобы перешагнуть этот рубеж.

Алистер Маклин

Гибель вышестоящего командира – это, в общем-то, довольно стандартная вводная для любого военнослужащего. На это ориентируют даже зеленых рядовых. «Командир отделения убит. Ваши действия?» Офицеров уже серьезно учат, как действовать в ситуациях, когда нет связи или когда убит командир. Штабных офицеров – более чем серьезно. Когда погибает старший или высший офицер, это аукается