Сборщик душ

королевстве узнают, каково это – когда магии в твоей жизни становится слишком много.

Чарльз Весс

«Дочь короля Эльфландии»

Скучно быть богиней Гарт Никс

Это случилось год назад или чуть больше, насколько я помню. Я возвращался из Ортаона: ездил туда обсуждать книгопечатные работы в монастыре, где это высокое искусство и зародилось. У них до сих пор стоит очень старый пресс и работает преотлично, только вот рассчитан он был на рабскую тягу. Но теперь рабство отменили, и предстояло снять со станка целый ряд элементов, предполагавших механическую стимуляцию, – а это, я вам скажу, непростая задача. Чертежи-то все давно потеряны, так что о назначении некоторых узлов оставалось только гадать.

Что? Нет, конечно, нет. Я там был не в качестве механика. Я писал отчет о переоборудовании – думал, он выйдет довольно любопытным. Пригодится для одной из столичных газет, а нет, так возьму его главой в книгу, которую как раз начал составлять: всякие интересные механизмы, колдовские предметы и тому подобное.

Да вы и сами могли бы накропать с дюжину увлекательных страничек, господин Кукол. Слыхал я о вас, слыхал. Даже и читал, если память мне не изменяет. То есть читал о некой колдовской кукле, обладающей поразительным сходством с… где читал? Да, в работах Роргуля и в «Анналах» у Призма. Разумеется, сэр Гервард, там и вам могли бы отвести немало страниц, никак не меньше, чем мастеру Фитцу, надо думать. Но вы предпочитаете осторожность и скрытность, я это уважаю. Нет-нет, я буду осторожен и не стану писать обо всем вообще, без разбору. Да, я осведомлен о вероятных последствиях, в этом нет нужды, мой добрый рыцарь… если вы не против, я бы чуть отодвинулся от этого вашего… неприятно холодит горло, знаете ли, и выглядит бесподобно острым. В самом деле? Каждое утро без выходных по сто раз каждую кромку лезвия, а потом на правильном ремне? Боже, я и понятия не имел. Да я мою бритву так не лелею, хотя у нее, пожалуй, будет поменьше практики… Нет-нет, ничего я не тяну. Имейте терпение. Угрозы меня, поверьте, не вдохновляют, ни вот столечко.

Как я уже говорил, я возвращался из Ортаона, воспользовавшись услугами Регулярной Безостановочной Тележной дороги. Ехал я в третьем вагоне, потому что терпеть не могу запах моклеков. Кстати, о бритвах: представляете, что это, должно быть, за каторга – брить моклеков? Хотя мне говорили, с ними это достаточно сделать один раз за всю жизнь, а потом шкуру смазывают специальным жиром для предотвращения повторного роста. Да, один раз и одновременно с самой бесчеловечной операцией на свете, хотя там для предотвращения повторного роста делать уже ничего не надо. Ха-ха. Интересно, что дикие мамонты весьма по-доброму привечают беглых моклеков – вроде как двоюродных братьев, у которых жизнь не сложилась. Уж куда лучше, чем мы – своих дальних родственников, скажу я вам.

Так вот, я ехал в третьем вагоне – по собственному, прошу учесть, выбору, а вовсе не из-за нехватки средств, хотя да, вынужден отметить, и стоимость проезда, и комфорт от головы поезда к хвосту стремительно убывают. Как это нередко случается, мы вдруг остановились: сами понимаете, «безостановочная» – это только название. Соседей у меня не было, и, хотя день клонился к вечеру и света категорически не хватало, я вынужденно занимался корректурой – правил гранки, испорченные тупоголовым наборщиком из «Регулшим Трубо-Цвайнд»… ну, вы знаете, эта недавняя история с племянником архимандрита Фульвекского, который пытался… ай, прекратите немедленно!

Я уже говорил, понукать меня не требуется. Я всего лишь хотел сделать лирическое отступление, совсем короткое. Вы, между прочим, могли узнать кое-что интересное. Так вот, внезапно в купе стало гораздо светлее. Я было подумал, что солнце наконец решило выйти из-за мерзких облаков, угнетавших нас с самого утра, но источник света оказался и меньше размером, и гораздо ближе. Сияние исходило от лица примечательно красивой особы, которая как раз подошла к двери моего купе и теперь глядела сквозь окно внутрь. Очень хорошее, отличное окно; они в Ортаоне умеют делать стекло превосходного качества, никаких тебе пузырьков или искажений. В общем, я видел ее совершенно ясно.

– Молю вас, постойте там минуточку! – возопил я, поскольку свет оказался мне как нельзя более кстати. Гранки были такие путаные и набраны таким мелким шрифтом, что одну сноску я вообще никак не мог прочесть, как ни старался. Дама, однако, проигнорировала просьбу и вместо этого открыла дверь и вступила в купе. К вящей моей досаде она еще и пригасила свет, изливавшийся не только от ее прекрасного лица, но и с каждого дюйма открытой кожи. А дюймов этих, надо сказать, моему взору предстало немало, так как на даме оказалось лишь шелковое одеяние, именуемое в этих краях рукож, но также известное как кубджем и атануз. Уверен, вы понимаете, о чем речь: такой чрезвычайно длинный и широкий кусок шелка, обмотанный вокруг груди и подвязанный спереди и сзади, так что ниспадающие свободные концы образуют нечто вроде открытого табарда, коий благополучно покрывает нижние регионы, если только ветер внезапно не подует или носительница не решит сделать порывистое движение – ну, скажем, ворваться в купе поезда Регулярной Безостановочной.

У нее оказались изумительные ноги. Я успел полюбоваться ими пару секунд, после чего гостья сама прервала ход моих мыслей, признаюсь, упорно дрейфовавших в сторону нас двоих, оказавшихся наедине в вышеозначенном купе, и внутренних штор, которые неплохо было бы опустить, и того, почему такая красивая и сиятельная особа вдруг решила зайти именно в мое купе, хотя, в целом, нет совсем ничего необычного в хорошеньких дамах, кидающихся… вы почему хихикаете, сэр рыцарь? Отнюдь не всем женщинам нравятся рост и пышные усы, и эта очевидная фаллическая гиперкомпенсация в виде одержимости холодным оружием… да-да и кинжальчиками вроде этого в том числе. Нет, я не хочу, чтобы мне им проткнули руку, спасибо большое.