Тут и вспомнился вопрос Носова о существовании Всевышнего. Скользкий, очень скользкий вопрос. Карлику было куда проще – он родился и вырос уже после Катаклизма, привык выживать, не надеясь на помощь грозного, но справедливого седобородого старика, обитающего где-то среди облаков. Мир мутанта Коли был прост и понятен: есть люди, забившиеся в подземелья, и есть твари, которым ядерная зима – мать родная. И все. Местечко для Бога в этой стройной иерархии не предусматривалось.
Мир Томского был куда сложнее и многограннее. Он был заражен вирусом веры, еще помнил перезвон колоколов московских церквей, толпы верующих, спешивших на службу. Видел женщин в платках, мужчин с обнаженными головами, которые стояли у икон, перед теплыми огоньками свечей. Верующие рассматривали Катаклизм как Божью кару, а ядерные ракеты, стершие Москву с лица земли, считали разновидностью огненного смерча, павшего некогда на Содом и Гоморру. И многие из них верили до сих пор. И в Бога, и в дьявола. Как говорится, по ситуации, в зависимости от обстоятельств.
«Бог – шкала, по которой человек измеряет свою боль. Чем сильнее эта самая боль, тем крепче вера». Томский не помнил, кто сказал эти слова. Возможно, он додумался до них сам.
Размышления Толика о Всевышнем были вдруг бесцеремонно прерваны. На этот раз не было ощущения приближающейся угрозы – просто легкий толчок в спину. Томский вскочил, охнул от боли, пронзившей ногу, и обернулся к возвышению, о которое опирался спиной. Только теперь он понял, что возвышение это выпадало из общей схемы церкви. Оно находилось почти в центре храма, но не имело ничего общего с алтарем, поэтому казалось теперь чужеродным этому месту.
– Шестера! Эй, Шестера! Куда ты подевалась?
Томский включил фонарик, чтобы еще раз, уже внимательнее, осмотреть место, на котором собирался коротать ночь и… «Вот это хрень! – покрываясь от ужаса холодным потом, подумал он. То, что показалось ему сначала замшелым параллелепипедом, таковым не являлось. – И как я сразу не понял! Длина – два метра, высота – сантиметров сорок. Скошенные концы… Гроб!» Он разбил лагерь у гроба, крышка которого теперь шевелилась так, словно существо, находившееся внутри, собиралось выбраться наружу!
«Без паники, товарищ Томский, – мысленно стал успокаивать сам себя Анатолий. – Меньше двух часов назад сам хвалился тем, что давно на «ты» с мертвецами. Так чего дрожишь? Может, не было никакого толчка. Может, не сдвигалась крышка. Просто у тебя начался жар. Гроб? А что, собственно говоря, ты рассчитывал найти в кладбищенской часовне? Перевязанную алой ленточкой картонную коробку с рождественским подарком? Гроб. Он сохранился потому, что жители Рублевки имели возможность хоронить своих родственников в дорогущих гробах из дуба. А этот вид древесины необычайно прочен. Как вышло, что гроб остался в храме? Да очень просто. Покойника отпели, но зарыть не успели. Так что без истерик».
Анатолий был почти готов к тому, чтобы поверить своим же объяснениям, но тут крышка гроба вновь дернулась и сдвинулась на целый сантиметр. Мертвец пытался покинуть свое укрытие! «И что теперь? Целиться в него из автомата или, вооружившись верой, взять икону и произнести “Изыди!”?» – уже поддаваясь панике, думал Томский.
Еще пара толчков – и крышка гроба, плавно съехав с основания, мягко упала на мох. Анатолий ожидал увидеть мертвеца с пустыми глазницами и разнести ему череп короткой очередью, но увидел кое-что похуже. Из гроба выбрался червь с ромбовидной чешуей. Голова его приподнялась, а мерзкие розовые щупальца, образовывавшие венчик, зашевелились, словно принюхиваясь.
Встреча со старым знакомым совсем не обрадовала Толика. Расстояние позволяло убить червя одиночным выстрелом, но гарантии, что за первым не приползут другие, точно не было.
Томский затаил дыхание: «Не двигаться. Помнить о том, что этот монстр молниеносно реагирует на вибрацию. Позволить ему убедиться в том, что вокруг нет ничего живого и дать убраться под землю без боя».
Червь покачал туловищем. Изогнулся и… Одним броском оказался у ног Толика.
Томский окаменел. Не потому, что так решил. Просто руки и ноги парализовало от ужаса. Послышалось шуршание. Это чешуйки терлись о ткань защитного комбинезона скованного страхом Анатолия. Тварь нарочито медленно, словно играя с человеком, обвилась вокруг его ноги.
«Как долго червь будет издеваться? Когда, наконец, раскроет карты и даст понять, что давно почуял добычу?»
Словно услышав мысли Томского, червь освободил его ногу и быстро, взрывая мох упругим, как пружина, туловищем, пополз к выходу. Толик посмотрел в сторону двери и мысленно выругался. От назойливого общества червя его избавило появление другого монстра – на пороге храма, сверкая желтыми глазами, стоял варан.
Он смотрел на Толика до тех пор, пока червь не отвлек его внимание. Заметив конкурента, варан зарычал и попятился, принимая боевую стойку. Громко клацнули клыки, когда ящер попытался схватить червя и промахнулся. Нового шанса варан не получил. Червь приподнялся и… Словно выпущенная из лука стрела, насквозь пробил варана. Гигантская рептилия закружилась на месте, пытаясь освободиться от засевшего в ней инородного тела. Червь целиком скрылся внутри варана и движения ящера замедлились. Он издал протяжный рев, лапы его разъехались в стороны, а желтые глаза потухли. Последний раз взмахнув хвостом, варан умер, но труп его продолжал подергиваться – червь пожирал внутренности добычи.
Толику оставалось лишь наблюдать за этим страшным пиршеством. Он надеялся, что, насытившись, гад уберется под землю. Именно это, видимо, и собирался сделать червь, когда наконец выполз через кровавое отверстие, проделанное им в боку мертвого ящера.
Чешуя ползучей твари блестела от крови, а туловище заметно распухло. Какое-то время сытый червь лежал, не двигаясь, а затем начал извиваться,
