Она вдруг дёргается с силой, которую невозможно представить в теле, перенёсшем столь длительную голодовку. Распахивает глаза, в которых плещется смертельный ужас, вскрикивает, и я со всей силой стискиваю её в объятиях, чтобы не выбилась:
– Всё, солнышко! Всё! Успокойся! Я же обещал, что больше ничего страшного с тобой не случится!
Саури замирает, потом её огромные глаза проясняются, и вроде бы в них проявляется узнавание.
– А? Ты?
Хвала богам! Пришла в себя. Очень бережно опускаю её на кровать, пододвигаю к высокой деревянной спинке, подкладываю под спину девушки подушки, поправляю покрывало и шкуру.
– Ну что, очнулась?
Она с трудом кивает. Потом спрашивает:
– Что?
– Тебе надо поесть. Сварили кайе[2], это лучшая пища для тебя сейчас. В твоём состоянии.
Беру поднос у служанки, усаживаюсь рядом с саури, зачерпываю первую ложку, пробую сам – нормально. Чуть дую, потом аккуратно начинаю кормить девушку. Она жадно глотает, оживая буквально на глазах. Единственное, чего я боюсь, – что её снова вырвет, но, хвала богам, обходится без приключений. Наевшись, саури смотрит на меня осоловевшим взглядом. Снова засыпает? Да. Перекладываю её в нормальное положение.
– Поспи. А у меня дел полно.
– Да. Вы идите. Не волнуйтесь.
Вижу, что она с трудом произносит эти слова. Значит… а что значит? Две недели голодовки высосали из неё все силы. Надеюсь, что желудок ещё работает, несмотря на долгую голодовку, и сможет усвоить бульон, в который я накрошил хлеба. Но время… Время! Столько нужно всего! Кошусь на застывшую неподвижно служанку, которую так никто и не отпустил.
– Как тебя зовут?
– Дара, сьере барон. – Опускает голову под чёрным платком.
Чёрный цвет – цвет старой девы. Не смогла в своё время найти себе мужа, и после достижения тридцати лет пришлось надеть. Белый платок – знак замужней женщины. Коричневый – вдовий. Алый либо вообще отсутствие покрывала на голове – невеста…
– Останешься здесь. Будешь приглядывать за ней, пока я не освобожусь. Чтобы не было скучно, вымой полы, протри стены, мебель и окна. Всё понятно?
– А оно…
– Не оно, мать твою! Девушка тоже человек! Только из очень дальних краёв! Такие, как она, живут на Северных островах! И ничего тебе бедная девочка не сделает! Понятно?
– Простите, сьере барон! Мы не знали…
– Ясно, что не знали… – Машу рукой. – Короче, присматривай за ней. Если что – сразу найди меня и скажи.
Она кланяется, сложив на животе руки. Странно. Вроде красивая, и даже фигура сохранилась. Чего ей не повезло? Эх, жизнь такая штука… Ладно. Надо идти. Разворачиваюсь, выхожу из комнаты. Груду мусора из бывшей спальни маркиза уже почти вынесли. Осталось чуть-чуть. А вот и парнишка!
– Эй, Арк!
Он тут же бросает два больших деревянных ведра, в которых таскал мусор, подбегает ко мне и сгибается в поклоне:
– Слушаю, ваша милость!
– Выпрямись. Я не всегда злой.
Подросток снова занимает вертикальное положение, и я показываю на соседнее помещение:
– Что здесь?
Арк краснеет:
– Так… покои для девок маркизовых, ваша светлость.
– Для девок?
Парнишка мнётся:
– Там, сьере, прежний маркиз своих полюбовниц пользовал. Да и тех, кого ему притаскивали…
Значит, не брезговал висельник и таким…
– А там?
– Кладовые, ваша милость. Под одежду, посуду дорогую, ткани и прочее, что ценное.
– Ладно. Продолжай уборку.
Арк хватает лопату и, поклонившись, остервенело нагружает брошенные вёдра перепревшей соломой и прочим дерьмом. Я же подхожу к комнатке для утех и толкаю дверь. Та открывается, вхожу внутрь. И сразу вижу обнажённое девичье тело, прикованное к кровати за руки и за ноги. Как ни странно,
