спокойствие, что и не поймешь, одобряет он или отрицает вердикт, вынесенный мистером Айвзом семейству Уинтермарчей. Доктор был не из тех людей, которых назовешь «душа нараспашку»; напротив, душу свою он являл миру наглухо застегнутой на все пуговицы. С присущей ему осмотрительностью — а без этого качества человеку его профессии и положения никак нельзя — в ответ на речи мистера Айвза он разве что чуть заметно изогнул бровь. Уж доктор-то многое знал и о Шильстон-Апкоте, и о его жителях, и об истории деревушки: все то, что в силу рода занятий выдавать не имел права. Кое-кому из односельчан он напоминал сфинкса: многое видел, многое слышал, почти ничего не говорил. Тактичный и сдержанный — словом, истинный дипломат! — он все мотал себе на ус да помалкивал.
Так уж вышло, что в этот самый момент в дверь просунула голову полная его противоположность — очень вовремя, так что лучшей возможности для сопоставления нечего и желать. То была прелестная девушка лет двадцати; мягкие завитки темных волос обрамляли лицо открытое и бесхитростное. Прибавьте к этому решительный лоб и прямой, честный взгляд ясных глаз. Двигалась она тем быстрым, целеустремленным шагом, что свидетельствует о деловитости и рачении. Друзья ценили ее за приветливость, прямодушие и откровенность в речах; она ведать не ведала, что такое притворство, и не боялась оспаривать общепринятые мнения. Короче говоря, то была девушка весьма и весьма незаурядная. А пришла она, как явствовало из ее слов, за отцом: никем иным, как старым нашим знакомцем мистером Айвзом, что ни для кого сюрпризом не окажется.
— Что такое, Черри, деточка? — вопросил хозяин гостиницы, оборачиваясь от стола, за которым обосновался бок о бок со своими завсегдатаями. С первого же взгляда было видно, что это и впрямь отец и дочь: сходство угадывалось в его живых серых глазах и в выражении честного лица.
— Карета приехала! — возвестила девушка, встряхнув головой.
Мистер Айвз сей же миг хлопнул ладонями по переднику и вскочил с места.
— Ага! Ну наконец-то, — воскликнул он. — «Летучая мулатка» из Малбери, не иначе. Она уж на несколько часов опаздывает. Вы меня извините, джентльмены.
И мистер Айвз бегом бросился за дверь встречать приезжих, по пути призывая своего помощника и буфетчика, мистера Джона Джинкинса. В ночном воздухе уже разносился голос конюха, наставляющего подручных, чтобы те поставили лошадей в стойла да задали им корму.
— По-моему, хитрющий он тип, да и мозгов ему не занимать, — промолвил моложавый толстоватый джентльмен из числа ближайшего окружения мистера Айвза. Его темные коротко подстриженные волосы смахивали на своего рода шлем; по контрасту с густой шевелюрой лицо казалось совсем крошечным. Непомерно кустистые брови сливались над переносицей в сплошную щетинистую полосу: ни дать ни взять лохматая гусеница. А из-под этой щетки непрестанно постреливали туда-сюда живые, зоркие глаза. В тесной темнице рта скрывались крупные желтые зубы; всякий раз, заговорив, он лишь с превеликим трудом при помощи губ не давал резцам вырваться на свободу.
— Кто хитрющий тип? — переспросил один из завсегдатаев, некто мистер Томас Тадуэй, местный бакалейщик.
— Да тот господин из Скайлингдена. Новый жилец, стало быть. По-моему, парень скаредничает да скопидомствует лишь затем, чтобы скрыть от всех и каждого, насколько он богат. Задумал отвадить местных нахлебников. На мой взгляд, хитро придумано; тут человек с головой расстарался, вот оно как.
Приверженец этого мнения звался мистер Тони Аркрайт — ветеринар и завзятый охотник, отличный наездник, большой любитель табака, азартных игр и выпивки. Последнее из перечисленных качеств он наглядно продемонстрировал прямо сейчас, одним глотком осушив стакан наполовину.
— Так вот, господа, — подвел итог он, со значением оглядывая собутыльников. — По мне, истины разве что слепой не заметит, дальше судить и рядить я не намерен.
— Боюсь, я скорее склонен присоединиться к мнению хозяина, — проговорил священник, сидящий рядом с ним. В отличие от мистера Аркрайта молодой викарий Шильстон-Апкота не жаловал ни охоту, ни табак, ни тем более азартные игры, хотя от горячительных напитков не отрекался. — До сих пор мы не имели удовольствия познакомиться с семьей Уинтермарч лично, однако нам удалось разжиться какими-никакими обрывками сведений от Уэсли, подручного столяра, а тот уже побывал в усадьбе не раз и не два. Как юноша поведал моей дражайшей супруге, Уинтермарчи производят впечатление семейства респектабельного, скромного, замкнутого, возможно, погруженного в науку, к пустой болтовне не склонного, и украшений, этих материальных и зримых свидетельств богатства, при них не наблюдается. Да и сам дом, как сообщает Уэсли, обставлен крайне скудно.
— Вот и мы то же самое слышали, — закивали остальные.
— Все это либо к добру, либо к худу, — объявил ветеринар.
— Как так, мистер Аркрайт? — осведомился викарий, поправляя посеребренные очки.
— Сами рассудите. Ежели джентльмен склонен к пустословию, зачастую случается так, что в его речах истине соответствует лишь малая толика; все прочее — чистой воды надувательство. Это-то и дурно, на мой взгляд. Все равно как молодой норовистый рысак. Сам не знаешь, что ему придет в голову в следующий момент и что тут — всерьез, а что — пустой каприз.
— К сожалению, мистер Аркрайт, такие случаи нередки.
— А зачастую случается и так, что джентльмен, весь из себя такой почтенный и внешне сдержанный, в глубинах души таит мотивы и замыслы, выдавать которые не спешит, поскольку добра от них ближнему не будет. И это тоже очень, очень худо.
— Да, всецело с вами согласен, хуже и быть не может. И тоже на каждом шагу случается.
