Не понял… Всего-то нос расквасили…
— Вы все слышали, виконт! Вашему пажу необходим покой, — безапелляционно заявила Мадлен. — Полный. На три дня… нет, на неделю. Придется вам некоторое время без него обойтись.
— Но…
— Но вы же не хотите, чтобы у бедного мальчика были осложнения? К тому же я вам предоставлю на это время любого моего пажа. — Мадлен так обезоруживающе улыбнулась, что мне осталось только откланяться и вернуться на свое место.
М-да… что-то мне подсказывает: пажа я лишился. Такие женщины, как Мадлен, от своего никогда так просто не отступают.
Ну и что делать? Не будешь же орать и устраивать скандалы…
— Виконт, — обратился ко мне барон де Бальзамон, — меня просто обязали представить вас двору. Некоторые дамы даже пригрозили, что никогда не подадут мне платок во время танца, если я вас не представлю им. Так что прекращайте грустить — и идем…
Пришлось идти. Не хотелось подвергать барона столь изощренной немилости со стороны дам. Хотя вот в упор не понимаю, в чем эта немилость заключается.
Большинство приглашенных, утолив первый голод, покинули стол, на котором слуги сноровисто меняли блюда и убирали объедки. Теперь они толпились вдоль стен, сплетничали, вполглаза поглядывая на искусство жонглеров.
Хочешь не хочешь, а знакомиться надо…
Пошли чередом разные бароны и сеньоры: де Арабо, де Вернажули, де Вержи и прочие де Танаки.
К удивлению, откровенной враждебности я не встретил. Совсем наоборот, все были достаточно приветливы и отдавали дань моему благородству и смелости. Но при этом старательно обходили вопрос возмездия со стороны Фуа за смерть Жанны. Не знаю, что произошло на Большом совете, но очевидно, Мадлен удалось полностью погасить порывы своего дворянства отомстить франкам. А возможно, они были намеренной показухой. Хрен ее, средневековую знать, разберет.
После мы перешли к дамам, держащимся несколько в стороне от своих отцов, мужей и братьев. Женщины разбились на несколько компаний. Причем центрами этих компаний были матроны, обязательно солидные дамы, собравшие вокруг себя всю женскую молодежь.
Потенциальным женихом меня не посчитали: действительно, кому нужен не имеющий ничего, кроме сомнительного титула, бастард. К тому же Арманьяк. Поэтому мамаши особо не презентовали своих дочек. Но десяток вполне заинтересованных и довольно игривых взглядов я уловил. Хотя взгляды были очень мимолетные и завуалированные: матроны бдительно следили за обстановкой и не брезговали щипками и тычками для приведения своих дочерей к порядку.
Несколько женщин, по виду вполне благополучно находившихся замужем, а также несколько вдовиц вели себя более независимо и смело засыпали меня вопросами.
Дам в первую очередь интересовали подробности проникновения в замок Бюзе…
— Это так романтично…
— Опасно…
— Вам же пришлось снять свои цвета…
— Ах… это так мило…
— Ах… это так благородно…
Не впечатляют меня они…
Совсем…
Клуши.
Хотя вру…
Вдовствующая баронесса Кармен де Прейоль больше молчала, презрительно посматривая на кудахчущих дам, а меня откровенно осматривала своими карими, очень умными глазами. Как бы прицениваясь.
Совсем еще молодая женщина, где-то двадцати двух — двадцати трех лет, довольно рослая, красивая и статная. Абсолютно правильные черты лица, за исключением чуть приподнятой губы, обнажающей белые мелкие зубки, что придавало ей особое очарование. Баронесса была одета в белое и голубое, что символизировало одновременно преданность, справедливость, мудрость, ученость и чистоту, целомудрие и непорочность, а также некоторую степень отчаяния.
Обозначения цветов я запомнил еще с реконструкторского бала, где меня просветила одна очень раскованная участница в перерывах между буйными совокуплениями.
Особенно поразил и одновременно озадачил вопрос баронессы.
— Виконт, вы рассчитывали вернуться из замка? — с полностью серьезным лицом поинтересовалась молодая вдова.
— Конечно да, — ответил ей правду. — Устраивать глупое самопожертвование у меня намерений не было. Правда, тогда я точно еще не знал, как это
