появились далекие искорки. — Я… попробую. Прямо сейчас. Я скоро вернусь.
Он поднялся и пошел в темноту. Я вскочил и бросился следом за ним. Алька словно вспомнил обо мне, остановился, оглянулся.
— Останься здесь, — властно сказал мне Горан. — Твоему другу пришла пора уходить самому.
И Алька ушел. Я устало опустился на траву.
Так мы и сидели у костра, встречая зарю — крылатый, старик и воображаемый друг, придуманный самым всесильным мальчишкой на свете.
— Спасибо, Учитель, — сказал Сережка, когда край утреннего солнца показался над деревьями.
— За что? — удивился Горан.
— Да, пожалуй, за все, — усмехнулся крылатый. — Можно попросить еще одну сосиску? Уж больно вкусные они у вас получаются.
Потом Горан поднялся и направился к заброшенным межпространственным кабинам. Проходил мимо серых кубов и дотрагивался до каждого, что-то шепча себе под нос. Наконец остановился возле кабины под номером двадцать три и, слегка помедлив, вошел внутрь. Внутри царило запустение. Слой вездесущей пыли покрывал пол, кресло путешественника и панель с давно не работающими приборами. Горан ладонью стер с кресла пыль, опустился и немного посидел, закрыв глаза. Затем поднялся, подошел к внешнему шлюзу и распахнул дверь.
За дверью был мир зеленой травы и голубого неба. Разноцветные радуги сверкали над реками с прозрачной водой, а где-то высоко, среди облаков, летели белые птицы. Их призывное курлыканье разносилось над вновь рожденным миром.
Примечания
1
Здесь и далее: фрагменты из стихотворения Гарри С. Миллера «Кот вернулся». Перевод автора с английского.
2
Ньаавэл таннья — «белая волна», название северного сияния по-юкагирски.
