– Так где профессор, Семен Ефимыч? – продолжал репортер. – Он мне сегодня с утра прислал записочку, что какой-то интересный труп на Хитровке подняли; просил заехать.
– А в тиятре, лекция у него, – заспешил Волков. – Пойдемте, Владим Лексеич, провожу…
Нейдинг стоял у анатомического стола, окруженный студентами.
– Итак, молодые люди, осмотр мы с вами завершили. Признаков насильственной смерти, по-видимому, нет; однако следует отметить, что на теле имеются многочисленные…
Старик вдруг принялся энергично проталкиваться сквозь толпу будущих медиков.
– Как так, Иван Иванович, – сказал он, – что вы, признаков нет! Посмотрите-ка, ему в «лигаментум-нухе»[87] всыпали! – Повернул труп и указал перелом шейного позвонка. – Нет уж, Иван Иванович, не было такого случая, чтобы с Хитровки присылали не убитых.
Профессор недоуменно взглянул на Волкова, потом на труп – и кивнул:
– Да, признаюсь, не заметил. Спасибо, Семен Ефимыч. А вы, молодые люди, свободны, занятие окончено.
Студенты стали расходиться; сторож же принялся что-то втолковывать профессору, кивая на Гиляровского. Тот сделал ученому мужу ручкой и широко улыбнулся:
– А-а-а, это вы, господин журналист? Вас-то я и поджидал. Пойдемте-ка, есть кое-что оч-чень интересное, и как раз по вашей части. Семен Ефимыч, проводите нас с господином Гиляровским…
– Опять с Хитровки трупы привезли, – рассказывал Нейдинг, пока они с репортером шли по длиннейшему коридору. – И такие, знаете ли, необыкновенные! Нет, тот, что вы сейчас видели, с переломанной шеей – этот самый обычный. А вот два других… Один – тоже ножом, но нетипично: в сердце, да не под ребра, как обычно, а снизу, через живот – будто убийца лежа бил. И клинок эдакий длинный – в полруки…
Гиляровский усмехнулся про себя. Он-то помнил и клинок, и тот самый необычный удар, о котором говорил Нейдинг.
– А второй, – продолжал профессор, – так и вовсе две пули в груди! А это, скажу я вам, для Хитровки дело невиданное. Оттуда к нам зарезанных везут или если шея сломана. Удавленники попадаются. Но чтобы из револьвера – редкость!
– А точно из револьвера? – переспросил репортер. Новость его заинтересовала.
– Да что я, голубчик, по-вашему, ружейную пулю от револьверной не отличу? Обижаете, все-таки тридцать с лишним лет в военной хирургии. Точно, даже и не сомневайтесь.
Они вошли в низкое помещение морга. Тяжелый запах был здесь особенно густым; Гиляровский, не впервые посещавший это заведение, скривился, Нейдинг же с Волковым будто ничего не заметили. Профессор повел гостя не к столам с укрытыми простынями телами, а дальше, в глубину, к небольшому столику.
– Вот извольте взглянуть! – Профессор подал репортеру маленький продолговатый белый предмет.
Гиляровский взял; это оказался зуб.
– Это – того, застреленного, – пояснил Нейдинг. – Коллеге Свиридовскому понадобился препарат[88] нижней челюсти для курсов дантистов, вот он и взял… хм… челюсть новопреставленного. А оказалось – у него вместо трех зубов вот это!
Гиляровский с недоумением повертел зуб.
– Что-то не пойму, профессор. Зуб как зуб, коренной… Хотя постойте… а это что?
Костную ткань прорезал тонкий слой серого металла.
– Вот! – торжествующе сказал Нейдинг. – Этот зуб – искусственный. Он из материала наподобие фарфора и металла. Могу вас заверить, голубчик, – ни я сам, ни коллега Свиридовский ничего подобного отродясь не видели. Мало того – даже и не слыхали о подобных зубных протезах. Вот я и подумал, что убитый – не российский подданный; в наших палестинах такого сделать никто не мог. Да и в Европе, насколько мне известно, тоже. А иностранец, застреленный на Хитровом рынке, – это, согласитесь, необычно. Я пока не стал сообщать полиции, а вот вам дал знать – решил, что вы непременно заинтересуетесь.
– Спасибо, профессор, – с чувством сказал Гиляровский. – Это и вправду крайне интересно. А скажите, здесь не может быть какой-нибудь ошибки? Или, скажем, совпадения – привез кто-нибудь из-за границы материал для зубных коронок и делает себе потихоньку?
– Ни-ни, голубчик, даже и не думайте! – замотал головой Нейдинг. – Во-первых, это не коронка. Я даже зубным протезом это поостерегся бы назвать – зуб и зуб, только искусственный. И главное – мы с профессором Свиридовским не сумели понять, как он был вставлен пациенту… то есть убитому. Мы о подобных методах не слыхали – поверьте, если кто-нибудь научился бы такое делать, это был бы переворот в стоматологии! Подобных новшеств, голубчик, не скрыть, как ни старайся…
– Ну ладно, – кивнул Гиляровский. – Вы, профессор, сказали, что у бедняги во рту таких было три? Может быть, позволите мне один забрать с собой? Обещаю – верну в сохранности.
– Что с вами поделаешь, Владимир Алексеевич! – развел руками профессор. – Берите, конечно, понимаю…
