Николка задумался, и Яша с замиранием сердца ждал, что он ответит на это довольно дерзкое предложение. Сам Яков, конечно, понимал, что будет в будущем неважным помощником. Мальчик, в отличие от него, уже не раз успел побывать там и хоть немного познакомился с тамошней жизнью. Но – как же хотелось взглянуть на это хоть одним глазком…
– Нет, Яш, адреса я не знаю, – ответил наконец гимназист. – Правда, дядя Олег говорил, где Макар… то есть доктор Каретников работает. Вроде бы городская больница номер семь, он там детский доктор.
Яков задумался.
– Больница номер семь, говорите? Нет, не слыхал… может, у нас ее еще не построили? Да и нет у нас больниц с номерами. Ну да ничего. Больница – место приметное, любой дорогу подскажет. Найдем, не беда…
– Не видел ты, Яков, той Москвы, – улыбнулся Николка. – Там столько народу – страшно сказать: двенадцать миллионов. И представь, сколько такой уймище людей нужно больниц! Их там, наверное, не меньше чем полсотни!
– Не беда, – стоял на своем Яков. – Ну полсотни – и что? Спросим – кто-нибудь да ответит. Вот, например, городовые там есть? Они-то уж точно знают…
Николка припомнил подтянутых молодых людей в черной форме с дубинками на поясе.
– Есть. Они, правда, по-другому называются. Их там много.
– Ну вот, а вы говорите – не найдем! – обрадовался Яша. – Городовые все подскажут. Ну что, попробуем? Решайтесь, пан Никол! В конце концов, не выйдет – и ладно. Походим, поспрашиваем – и назад, если никого не найдем.
Николка замялся:
– Ну вообще-то я не против. Только вот что, Яша… может, все-таки пока не стоит? Там ведь все по-другому. Ты даже представить себе не можешь… город такой огромный… Я по Москве в будущем один ни разу не ездил. Там даже железная дорога под землей, вот как! А нам, между прочим, на ней ехать придется. А на ней одних станций – тысяча или две. Нет, ты не подумай, что я боюсь или тебе не доверяю; но ведь Никонов обещал помочь с этим Ван дер Стрейкером, верно? Вот давай к нему завтра с утра и сходим. Скажем все как есть – а то я ему ничего рассказать не успел, – и посмотрим, что посоветует. Ну а там решим, идти нам самим в будущее или нет.
– Ну ладно, – вздохнул Яков. – Давайте так. Тогда я попробую разузнать кое-что, а вы… ты то есть, – лучше пока из дому не выходи. Завтра утром я зайду – и пойдем к господину лейтенанту…
Глава 16
– Барышня, барышня! Радость-то какая! Сергей Алексеич нашлись!
Варенька вскочила с плетеного кресла, будто подброшенная пружиной. На террасу вбежала встрепанная Глаша – кухарка Выбеговых, отправившаяся с господами на дачное житье. Круглое, пряничное ее личико раскраснелось от радости:
– Митька записку принес со Спасоглинищевского: Сергей Алексеич еще вчера ввечеру домой явились, отужинали, а поутру – сестрице своей, барыне нашей, отписали. Нина Алексеевна сейчас в слезах от расстройства чувств – сами знаете, как они по братцу убивались…
Варенька кинулась к бестолковой Глаше и схватила ее за руки:
– А что он пишет? Где пропадал? Здоров ли?
Глаша открыла было рот, чтобы отвечать, – но Варенька уже ее не слушала:
– Ой, да что я тебя спрашиваю… где тетя Нина? Сама прочту, что он там пишет. – И девочка вихрем вылетела с террасы.
В течение следующих полутора часов письмо Никонова было прочитано по меньшей мере два десятка раз. Лейтенант писал в большой спешке (он лишь наутро после своего возвращения сообразил, что надо бы известить родственников), сообщая о том, что находится в добром здравии. Просил прощения за то, что заставил поволноваться своим внезапным исчезновением, – и туманно ссылался на некие служебные обстоятельства. В конце письма Сергей Алексеич осведомлялся, долго ли Выбеговы пробудут еще на даче, – и обещал непременно навестить, как только найдется время. Отдельно Никонов передавал поклон «очаровательной племяннице» – услышав об этом, зареванная Варенька (они с Ниной Алексеевной плакали от радости все то время, что изучали письмо дорогого Сереженьки) еще больше раскраснелась и дала себе клятву не пенять кузену очень уж строго.
Вернувшись к себе, девушка немедленно засела за письмо Марине Овчинниковой. В последнее время барышни сблизились чрезвычайно – и взяли в обыкновение делиться друг с другом как самым сокровенным, так и всякого рода житейскими пустяками. Марина пока оставалась в Москве; Овчинниковы должны были перебраться в Перловку лишь через неделю, но Варенька, конечно, не собиралась так долго скрывать от подруги важную новость. Марина Овчинникова была немного знакома с Сергеем Алексеевичем – и вполне сочувствовала Вареньке, разделяя отчаяние по поводу его исчезновения. И вот теперь Варя спешила поведать подруге радостную весть – а заодно поинтересоваться, когда ждать ее сюда, в дачный поселок на Яузе. Заодно как бы между прочим Варенька осведомлялась – нет ли у Овчинниковых известий от новых квартирантов, отправившихся путешествовать – страшно сказать – в Сирию, в Святую землю, к диким туркам и арабам!
Несмотря на огорчения, связанные с исчезновением кузена, не проходило и дня, чтобы Варя не вспоминала о мальчике-американце, которого она впервые увидела в кофейне «У Жоржа». Посещения кофеен и прочих подобных заведений были категорически запрещены ученикам гимназии – и, надо же
