– В книжке одной умной тетки, – назидательным тоном произнес Виктор, – американка, фантастику пишет, – есть такая фраза: «Оружие – просто инструмент, заставляющий врага изменить свою точку зрения. Полем битвы являются умы, все остальное – бутафория!» [32] Это я к тому говорю, что если ты притащишь из будущего гранатомет и перебьешь кучу народу, то чего ты этим добьешься? Ну пойдут слухи об эдаком докторе Мориарти или убийцах, посланных капитаном Немо, – так и что с того? А Гена понимает, что нам нужно на данном этапе не технические трюки показывать, а организацию создать. И единственный для этого способ – перетянуть на себя недобитых народовольцев, последователей тех, кто пять лет назад царя грохнул.
– Так их же перевешали, – не понял Дрон. – Толку нам от трупов?
– Особенности русского революционного движения, – кивнул Виктор. – Здесь привыкли верить мученикам. Вон Каляев, который убил… то есть еще убьет в пятом году Великого князя Сергея Александровича… так к нему в камеру Елизавета Федоровна приходила, вдова убиенного, – и предлагала помилование. Святая женщина, – усмехнулся молодой человек. – Уговорила Николая помиловать убийцу своего супруга, а тот и согласился, при условии, что Каляев сам попросит о помиловании. Не покается, заметь, не признает, что был не прав, – просто попросит!
– Ну и что, попросил? – поинтересовался Дрон.
– То-то, что нет! Каляев ответил великой княгине, что смерть его куда важнее для дела революции, чем даже то, что он сделал. И оказался прав, между прочим: после процесса Каляева к эсерам столько народу пошло… я уж не говорю о настроениях в обществе!
– Ну и что – нам теперь тоже сдаваться жандармам? – не понял Дрон, – Не, я на такое не подписывался…
– И не надо. У нас совсем другая задача. Вот смотри – после убийства Александра Второго громких терактов практически не было, а организацию «Народная воля», считай, разгромили. Осталась, правда, «Террористическая фракция» в Питере – Ульянов, Шевырев, Генералов… Пилсудский, кстати. Ну который Бронислав, брат того самого Юзефа[33] – это ведь к нему Гена в Питер отправился знакомиться.
Жаль только, вся эта компашка ни на что серьезное уже не способна, болтуны. Вот если бы им удалось… то есть удастся то, что они задумали, – тогда да, тогда они станут лидерами российских революционеров. Только ничего у них не выйдет – слишком много болтают, слишком романтики, слишком мало умеют. А вот мы – другое дело. Если сработаем громко, чисто, да еще на фоне этих неудачников, – тогда все, мы на коне, и та революционная молодежь, что сейчас бредит именами первомартовцев, вся наша. А вот там можно и разворачиваться всерьез…
– Так, значит, Гена потому этому наркоше Лопаткину открылся? – спросил Дрон. – Типа – борьба за умы революционеров! Нашел за кого бороться… торчок хренов!
– Ну Володя Лопаткин не наркоман в нашем понимании этого слова, – возразил Виктор. – Кокаин здесь – так, изысканный порок, знак принадлежности к богеме, и не более того. В конце концов, половина эсеров была кокаинистами, да и во время нашей Гражданской войны многие революционные матросики отнюдь не брезговали. А насчет борьбы за умы – тут ты, пожалуй, прав. Помнишь, как они тут пафосно выражаются?
– Еще бы! – хмыкнул Дрон. – Я когда прочитал – еле сдержался, чтобы не заржать… уроды!
– И опять ерунду смолол. И пафос, и высокий штиль – это общепринятый здесь язык, когда речь идет о революции и свободе. До дедушки Ленина с его насквозь прагматичной лексикой еще далеко. Ты вот, скажем, Чернышевского читал?
Дрон отрицательно помотал головой.
– Мог бы и не спрашивать, конечно нет. Есть у него в книжке «Что делать?» такая дамочка, Вера Павловна. Так ей снятся сны – и в снах она видит будущее. Коммунистическая утопия, прекрасная жизнь, просветленные, мудрые люди… ну в общем, как у Ефремова в «Туманности Андромеды». Что, тоже не читал?
– Достал ты со своими андромедами! – вновь разозлился Дрон. – Давай по делу базарь, не умничай!
– Я и говорю по делу. Сам подумай, кто мы были бы для Володи, не расскажи ему Гена о том, откуда мы на самом деле? Так, непонятные авантюристы, вроде того же Стрейкера. Как говорится, «примазавшиеся» к святому делу революции. Ну да, конечно, мы не из их тусовки, никто из «революсьонэров» нас не знает – как нам верить? Может, даже и посотрудничали бы с нами, но только «от» и «до».
А так – совсем другое дело! Теперь мы пришельцы из того самого «четвертого сна Веры Павловны», люди будущего – мудрые, светлые, всезнающие. Теперь он на куски даст себя разрезать за нас, можешь даже не сомневаться! И все, что ты ему теперь скажешь, – будет воспринимать как истину в последней инстанции и ни на секунду не усомнится. Человеческий ресурс – вот главное, а не снайперки и пластид какой-то…
– Да я и сам вижу, – подтвердил Дрон. – Он теперь прям как шахид, фанатик – слушает, а глаза горят… вон когда насчет взрыва на Варварке сказали – ведь не усомнился ни на секунду, хотя взрывать надо было не полицмейстеров с губернаторами…
– Вот и я о чем. И не только шахид – готовый пропагандист, причем такой, которого интересующая нас публика принимает как своего. И заметь – сейчас кто-то вроде этих наших… из будущего… для нас куда опаснее жандармов. Потому как стоит им выйти на того же Володю Лопаткина, свозить его разок на ту сторону да объяснить что к чему, – все, на нашем деле можно ставить крест. Как он нам поверил сейчас – точно так же фанатично будет потом бороться уже против нас. И никак мы его после этого уже не переубедим…
– Так поэтому ты решил этого Яшу грохнуть? – понял Дрон. – И чтоб непременно бомбой, да еще и руками этих студентиков? А я-то думал – зачем такие сложности? Ведь проще простого подстеречь его вечерком возле лавочки. Или на Гороховской, он там частенько бывает. Глушаки есть – раз-два, и дело
