– Хозяйственное мыло.
– «Доместос».
– Пену для бритья.
– Зубную пасту.
– Стиральный порошок.
– Отбеливатель.
– Ещё.
– Хватит.
– Отвернись.
Когда мальчик отвернулся от ведра, наполненного смесью всего вышеперечисленного, домовой достал из-за пазухи склянку с тайным снадобьем, открыл и добавил пару капель в качестве последнего ингредиента. К потолку взлетел беззвучный магический всплеск!
Кот сидел на дне ванны, не шевелился, словно древнеегипетская статуя. Только в его круглых глазах всё ещё отсвечивали жёлтые треугольники плавленого сыра.
– Поворачивай его! Спиной ко мне ставь, щас ливанём!
Жидкость в ведре загадочно меняла цвета: розовый полинял в жёлтый, жёлтый сгустился в оранжевый, а потом вдруг вспыхнул синим…
– А теперь, Егорка, смотри в оба!
Домовой окатил содержимым ведёрка закамуфлированного баюна, а потом, бесцеремонно схватив Маркса обеими руками за шкирку, начал полоскать его в тёплой воде, приговаривая:
– Распрекрасная водица, помоги коту отмыться! Отмывайся, баюнок, а не то не дам сырок! Не мяукай, не кричи, по заслугам получи! Надо было тихо спать, а не мячиком скакать!
И чудо свершилось – лучшая финская краска сошла с кошачьей шерсти, как дешёвенькая акварель.
– Всё думаю, запатентовать бы снадобье, – с тихой гордостью вздохнул Гаврюша. – Старое средство, цыганское, они так перекрашенных лошадей отмывали. Правда, порой до полного облысения…
Мокрый Маркс при этих словах издал истерический мявк и рухнул в обморок на руки мальчика.
– Да шутю я, шутю! Чего ты сразу-то?
Привлечённая кошачьим воплем бабуля ворвалась в ванную комнату в тот самый момент, когда внук уже досушивал Маркса феном. Конечно, Светлана Васильевна обрадовалась, кинулась отнимать кота, целовать его и, рыдая, всячески душить в объятиях.
Маленький Егор так и не смог убедить бабушку, что никто над ней не издевался, что лично от неё он кота не прятал, и вообще, если бы не Гаврюша, то всё бы закончилось гораздо хуже. Ведь лешие действительно приходили и требовали своё.
Глаша тем временем позвонила маме и доложилась, что кот найден. Мама почему-то рассердилась:
– Я не просила тебя его искать, я просила его выкинуть!
Но, глядя, как бабушка вальсирует в обнимку с Марксом, Глаша сентиментально призналась:
– Можешь считать меня трусихой, можешь ругаться, но, по-моему, у них любовь! Они должны быть вместе, мама. Приедешь – увидишь.
Мама бросила трубку первой, её тоже можно было понять.
– Ах! – Светлана Васильевна вдруг резко остановилась. – Совсем забыла! Меня же эти остолопы бородатые ждут!
Не отпуская мурлычущего баюна, она высунулась в подъезд, но встретила там только двух узбеков, которые возвращались с обеда. Маляры вежливо поздоровались с «уважаемой ханум», и один сказал:
– Кощка красивый, мана!
– Ощень-на! – добавил второй.
– Сама знаю, – буркнула бабушка. – А у вас хоть регистрация есть?
– Ре-рисат-расия?! – вытаращились азиаты.
Бабуля сурово сдвинула брови и, не дожидаясь ответа, вернулась в прихожую, заперев за собой дверь.
Маляры вошли в квартиру, подняли головы, чтобы посмотреть, подсохла ли краска, и застыли на месте. Все потолки были украшены зелёными узорами из отпечатков кошачьих лап.
– Ай, шайта-а-ан, мана! – выдохнули оба и переглянулись.
Эх, если б они только знали, что во всём виновата «Дружба»…
Глава пятая,
После девяти вечера первоклассник Егор Красивый обычно слюнявил подушку и улыбался во сне, а его папа, известный тем, что никогда
