– Что ж ты натворил, Кулек, – пробормотал Игорь, оглядываясь.
Он постарался взять себя в руки и сообразить что же делать дальше. Спорить или ругаться на напарника бессмысленно, он явно не в себе. А то еще и застрелит, с него станется. Значит, нужно… что? Делать вид, что так и надо?
– О, глянь сюда, – Кулек помахал в воздухе скрученной в трубочку пачкой денег, судя по цвету, из тысячных купюр. – На хрена ему в Зоне такие бабки?
– Чтобы от патруля откупиться, – начал понимать Фомин. – Черт, Кулек, ты наркоторговцев убил!
– Не «ты», а «мы», – глаза тощего недобро сверкнули. – Мы же вместе, так? Да и кто узнает?
– Так один же сбежал…
– Наркоша конченый, – отмахнулся Кулек. – Или раб. Такой из Зоны своим ходом хрен выйдет. А если выйдет, то я его!..
Он взмахнул пистолетом, храбро выпятив подбородок.
– Ясно, – Игорь понял бесполезность каких-либо увещеваний. – Уходить надо.
– Само собой, – не стал спорить с ним Кулек. – Сейчас, пара карманов осталась.
Спустя трое суток, когда Фомин начал верить, что все обошлось, в общей тусовке заговорили о внезапной пропаже Кулька. Мол, вышел из дома и не вернулся.
Сказать, что эта новость напрягла Игоря, – значит не сказать ничего. Попытался разузнать осторожно что к чему, но оказалось, что за этим типом подобные пропажи не редкость – то в полицию заметут, то отрывается у кого-нибудь на хате, то в загул уйдет. Мол, компаний у него много, всегда есть те, кто готов подогреть. Тем паче что Кулек внезапно хорошо поднялся на деньги, а потому мог быть где и с кем угодно.
Но Фомин пятой точкой почуял неладное. Только деваться ему было некуда – даже если он сам и уедет, в Искитиме останутся мать и сестра. А тем, кто, по мнению Игоря, вышли на его след, все равно на ком отыгрываться. Так что нет, бежать он не станет. Сам натворил, хоть и косвенно, самому и отвечать.
И за ним пришли. Заявились прямо на работу, в небольшой цех, занимающийся изготовлением металлоконструкций. Игорь как раз помогал товарищу приварить уголки к металлической двери, когда порог переступили двое крепких ребят с квадратными физиономиями.
Им навстречу вышел мастер цеха, пожилой дядя Кузя – для своих преклонных лет все еще крепкий и плечистый, с шикарными, как у Чапаева, усами.
– Чего-то хотели, ребята?
Но ребята быстро нашли взглядами Фомина, который так и не отложил в сторону железный прут. Один указал на него подбородком:
– Да вот с ним потрындеть надо.
Мастер перевел взгляд на Игоря, оценил бледность его лица и подрагивание железяки в кулаке. Вытирая руки грязной тряпкой, спросил у пришлых:
– А не ошиблись, ребята?
– Пасть закрой, – угрюмо посоветовал один, но второй перебил его жестом, примирительно сказал:
– Батя, мы по делу. Мы от Хазара.
После упоминания имени одного из авторитетных бандитов города даже мастер отступил, виновато посмотрев на Игоря.
Да тот и сам все понимал. Чем он может помочь? Разве что задержать на время? Так они его убьют, легко и не напрягаясь. Или цех сожгут. Или дом. С этими людьми шутить нельзя, эти шуток не понимают. Да и не стал бы Фомин подставлять старого наставника.
Игорь вздохнул, отложил железяку и покорно пошел на выход.
За воротами цеха стояла черная иномарка с открытым багажником.
– Полезай, – сказали ему.
Тут уж в Фомине взыграло упрямство. Раз уж ехать в последний раз, так не как баран на забой.
– Сам полезай, – огрызнулся он. – Я спереди поеду.
– Ты охреневший, что ли? – подскочил к нему тот, что позлее, и без замаха ударил в живот.
Игорю не дали упасть, когда он согнулся и заскрипел зубами, дернули за волосы вверх.
– Полезай!
– Я клаустрофоб, я там все заблюю, – без тени сомнения сказал Фомин, когда живот немного отпустило, и он смог дышать.
Его опять ударили, на сей раз с другой руки.
– Эй, мужики! – раздался напряженный окрик стоящего в дверях цеха дяди Кузи. – Хорош уже!
– Завали!
– Ха! – На голову борзого со всего маху приземлился кирпич, расколовшись пополам. Мелькнула худая фигура Чеснокова, который, словно бойцовский кот, прыгнул на второго здоровяка и вцепился ему в лицо, пытаясь разодрать ноздри и выдавить глаза.
Голова у борзого оказалась крепкой, он лишь упал на колено и нечленораздельно мычал. Понимая, что теперь отступать уже некуда, Фомин изо всех
