– Как-то мы легко прошли, – несколько разочарованно произнес Семен, и его слова отдались эхом. – Я думал, тут посерьезней охрана.
– Кого охранять-то? – удивился Гоша. – Детей? Здесь же не тюрьма, не изолятор.
– А решетки для красоты? – хмыкнул Старцев.
– Ты не путай, – Гоша скинул капюшон и поправил волосы. – Мы идем в интернат, считай в обычную больницу. Ну пусть не совсем обычную. Решетки для безопасности… Ну и как средство от всяких инцидентов.
– Это от каких же?
– Чтобы из окон не прыгали. Мало ли какая блажь подростку в голову придет. А, к примеру, в «зомбарий» этим входом не попасть, там охраняемый вход через главный корпус Института. И уж поверь, охраняют там как положено.
Гоша подошел к двери, ведущей на лестницу, и принялся нажимать кнопки на кодовом замке.
– К слову, дядя Саша тоже не просто дворник, он тут лучше всякой охраны.
– А кто он, если не просто дворник? – спросил Игорь.
– Не то бывший чекист, не то бывший рэкс. Но очень непростой дяденька.
– Проверял? – с улыбкой спросил Семен.
Чесноков лишь развел руками, мол, было дело.
Замок звонко щелкнул, дверь открылась, и Гоша сделал приглашающий жест, первым начав подъем по ступенькам.
Здесь уже чувствовались своеобразные запахи, присущие большому количеству живущих вместе людей, приправленные легкими оттенками каких-то медикаментов и хлорки. Здесь же, на лестнице, друзьям встретился и первый воспитанник специнтерната.
– Привет, Максим! – приветливо воскликнул Гоша. – Как дела?
Парнишка лет семи, одетый в вытянутые спортивные штаны, олимпийку и тапочки на шерстяной носок, сидел на широком подоконнике и копался в телефоне. При звуке голоса он поднял голову, увидел Чеснокова, заулыбался и кивнул несколько раз, помахав рукой. Из его горла вырвался тоненький, похожий на свист звук.
– Вот и молодец, – Гоша, проходя мимо, хлопнул его по плечу. – Смотри не простудись.
Когда друзья поднялись еще на полпролета, он вполголоса пояснил:
– У мальчишки с рождения с голосовыми связками проблемы. В ультразвуковом диапазоне общается.
Поднялись на второй этаж. На массивной, обитой плотным кожзамом двери висела табличка «Младшая группа».
– Здесь детишки до четырнадцати лет, – Гоша щелкнул ногтем по двери. – Мало кто рождается сразу в тяжелой стадии болезни, в основном меняются с возрастом. Впрочем, бывают исключения. Нам выше.
На следующем этаже дверь выглядела помассивнее, с поперечными рейками и тяжелой металлической ручкой. На косяке был прикреплен звонок, под которым кто-то дописал черным маркером: «А надо ли?»
Табличка гласила, что перед друзьями вход в среднюю группу.
– Здесь лежат подростки, – вновь прокомментировал Чесноков. – Обычно после нескольких лет наблюдений становится ясно, удастся ли заблокировать ход болезни или нет. Потому с этого этажа выхода два – либо домой всю жизнь на «колесах», либо выше, в «зомбарий», на опыты.
– Ничего себе перспективы, – мрачно сказал Старцев.
– А ты думал, – полным оптимизма голосом ответил Гоша. – Тут все по-взрослому.
Он вдавил кнопку звонка, и за дверью раздался резкий дребезжащий звук.
Ждать пришлось недолго – раздались приближающиеся шаги, щелкнул засов, и дверь приоткрылась.
– Здравствуйте, Софья Владимировна! – радостно воскликнул Гоша. – Соскучились?
– Не успели, Чесноков, не успели, – ответила невысокая пожилая женщина в длинном врачебном халате и с волосами, убранными под шапочку. Она напомнила Игорю строгую учительницу из какого-то старого черно-белого фильма – прямая, несмотря на возраст, осанка, внимательный взгляд сквозь стекла очков и профессиональная невозмутимость присутствовали.
– Ну как же так, Софья Владимировна, – притворно расстроился Гоша, разведя руками. – А я вот очень по вам соскучился!
Губы врача чуть дрогнули от сдерживаемой улыбки, она склонила голову и прямо посмотрела на Игоря и Семена.
– Кого привел?
– Это друзья, Софья Владимировна, – поспешно откликнулся Чесноков. – Они со мной.
– Посещения только в отведенные дни, – отрезала врач.
– Ну, Софья Владимировна, – загундел Гоша. – Ну чего вы? Всегда ж можно было…
Софья Владимировна нахмурила брови, сверля Чеснокова взглядом.
– Это можно было пока ты воспитанников самовольно не уводил, – сказала она. – А теперь все, Чесноков, нет тебе веры.
– Ну, Софья Владимировна…
