сидела, уставившись на огонь, и жевала нижнюю губу, посчитал за лучшее остановить его.
– Бать, – Андрей глазами указал на их спутницу.
– Да? О! Простите старика! – извинился Николай Витальевич за свою оплошность. – Усталость сказывается. Сынок, как будем дежурить?
– Ложись, я разбужу.
– Хорошо.
Отец отправился спать, заняв часть матраца.
– Ты, может, тоже пойдешь? – спросил Андрей у девушки.
– Нет, я посижу.
Он не стал спорить. Взял автомат и принялся его сушить и чистить.
– Ты – военный? – спустя какое-то время спросила девушка.
– Был.
– На пенсии?
– Немного не дотянул, пришлось уйти.
Девушка больше ничего не говорила, словно ждала, что он продолжит. Но Андрей не испытывал особого желания рассказывать о своей жизни.
И снова тишину заполнил шум дождя, посапывание Николая Витальевича и клацанье составных частей собираемого Андреем автомата. Отложив оружие в сторону, он принялся снаряжать магазины патронами. Мысли унесли его в прошлое, когда он еще был полон радужных надежд, служил с рвением, считая, что все старания рано или поздно окупятся. И не заметил, как все это затянуло его, закружило в круговерти командировок, стало не просто частью его жизни, а самой жизнью. Новые города, страны, устав, бойцы, столкновения с противником…
Ощущение, что что-то не так, заставило его посмотреть на девушку. Она сидела в прежней позе, обняв колени и глядя на костер, глаза раскраснелись, а по щекам текли блестящие ручейки слез. Она молча плакала.
У Андрея все внутри сжалось.
– Чих… ты чего?
Она не ответила, только сглотнула ком, подступивший к горлу, судорожно вздохнула и вытерла одну щеку тыльной стороной ладони. Но слезы тут же снова проложили влажную дорожку.
Андрей не знал что сказать и от этого не находил себе места. Отложил автоматный магазин в сторону и повернулся к девушке. Ее взгляд все так же был устремлен на огонь.
Андрей протянул руку и осторожно погладил ее по плечу. Она не сбросила его ладонь, как он ожидал. Просто продолжала сидеть и плакать.
Старательно подыскивая слова, он перебрал в уме десятки фраз, но отбросил их, посчитав фальшивыми и неуместными. Но когда, мысленно уже махнув рукой, решился произнести хоть что-нибудь, девушка заговорила сама.
– Они все погибли из-за меня. Паша, Ветер, Зураб, остальные люди…
Андрей догадался, что «Ветром», скорее всего, звали проводника девушки, погибшего в лагере от рук мародеров.
– Если бы я не сдалась, если бы не ответила на этот зов, если бы пошла к врачам и попыталась заглушить эти проклятые голоса, то ничего бы этого не было…
– «Остальные» – это ты про мародеров? – Андрей хмуро посмотрел на нее.
Чих не ответила, но он и так догадался.
– Они не люди! Они бандиты, твари и отморозки. Хладнокровные убийцы. И это не ты заставляла их нажимать на курок, не ты убила своих друзей, а те твари, для которых нет людских законов. Думаешь, зачем они перебрались сюда? Потому что здесь они могут делать что хотят, не думая о наказании и возмездии за свои поступки! Они падальщики, нечисть. Не смей их жалеть!
Он говорил негромко, но жестко и сурово, надеясь на отрезвляющий эффект своих слов.
– Не кричи на меня! – выдавила девушка сквозь слезы и, закрыв лицо руками, разрыдалась еще больше.
– Прости, – смутился Андрей.
При всем его богатом жизненном опыте, он растерялся. Убрал руку с ее плеча, но потом передумал, придвинулся ближе и обнял девушку. Чих сделала слабую попытку вырваться, но Андрей не выпустил, и она не стала больше сопротивляться.
Он чувствовал, как она дрожит всем телом, хрупкая, беззащитная, с глубокой раной в душе.
– Ну, все-все, хватит, хватит, – успокаивающе проговорил он.
Она плакала, уткнувшись в его грудь.
– Паша, – девушка повернулась лицом к огню, но не сделала попытки убрать руки Андрея. – Пашка был таким добрым! Всегда меня поддерживал. Он мне – как брат. Мы все делали вместе: в школу ходили, в универ, обедали вместе, кино смотрели, вечера проводили, я читала, а он играл мне на гитаре.
