Очень далеко от дома Аттикуса Хиггинботтома внезапно проснулся Мастер Джордж. Он не знал, что именно разбудило его, но особого счастья по этому поводу не чувствовал. Он любил процесс блаженной дремоты и верил в старую поговорку о сладком сне (хотя и знал, что, будь здесь Нафталин или Рутгер, они бы схохмили о том, что ему нужно спать еще сорок лет, чтобы приобрести хоть немного сладости).
Он поглядел на пальцы своих ног, вылезающие из его дырявых красных носок, как маленькие мышки в поисках еды. Он слишком сильно натянул одеяло, раскрывая ноги, и, наверно, ночная прохлада его и разбудила.
«Нет, — подумал он, — мне не холодно. Здесь что-то большее. Что-то меня встряхнуло».
А потом он рывком сел, и все остатки сна слетели с него. Он скинул с себя одеяло, надел свои вельветовые тапки и поспешил в соседнюю комнату, где всевозможные жужжащие машины и стучащие приборы мигали, стучали и звенели. Всю левую стену занимал большой компьютерный экран.
Там были перечислены несколько сотен имен в алфавитном порядке, их буквы блестели зеленым, и разные символы и цветовые марки отличали каждое имя.
Около одного из имен была огромная мерцающая лиловая метка, заставившая Мастера Джорджа сглотнуть и сесть в его изготовленное по особому заказу магнитное и эргономичное кресло не колесиках. Он сделал в нем три полных оборота, направляя движение кончиками пальцев ног, как будто танцевал. А потом он засмеялся. Он смеялся долго, громко и сильно, его сердце наполнилось гордостью и счастьем.
После стольких разочарований, кто-то наконец сделал Выбор, кто-то настолько могущественный, что это потрясло Центр Команд до основания. «Будут невообразимые последствия», — подумал он, все еще посмеиваясь.
А потом, к его огромному изумлению, вопреки здравому смыслу на экране появились еще две лиловые метки. Почти одновременно.
Три сразу, да еще так скоро? Невероятно!
Он встал, толкнув стул назад задней частью своих колен, щурясь, чтобы убедиться, что глаза его не обманывают. Вот они — три лиловых метки.
Отплясываю старую ирландскую жигу, которой его научил прадедушка, Мастер Джордж отправился на поиски своей кошки по имени Кексик. Он нашел ее, лакающую молоко из своей миски на кухне, подхватил на руки и крепко стиснул в объятиях.
— Дражайшая Кексик, — сказал он, гладя ее. — Мы должны это отпраздновать прямо сейчас мятным чаем с печеньем! — Он отпустил ее и принялся рыться в своих склянках и горшочках в поисках чистого чайника. Поставив немного воды кипятиться, он выпрямился и упер руки в бока, смотря сверху вниз на своего усатого друга.
— Святые небеса! — сказал он. — Три Выбора за несколько минут. Доложу я вам, у нас много работы.
У себя наверху Тик не мог заснуть, хотя было очень поздно.
Он изучал первое письмо М. Д., пока небо за окном не побледнело от черного до фиолетового, похожего на гигантский синяк, и первые следы восхода не осветили его комнату бледным светом. Ветер подхватил печально знаменитую ветку, отравившую ему все детство, и стал скрести по дому этими безжизненными деревянными когтями. Но Тик читал, искал, думал.
Волшебные слова.
Он не знал, что они собой представляют, зачем они ему и что случился шестого мая, когда он их скажет, но он знал, что они жизненно важны и их надо разгадать. А в первом письме, вроде бы, должно было содержаться все необходимое.
Ничего не приходило в голову. Он изучал предложения, абзацы и отдельные слова, смотрел по вертикали, искал спрятанное где-нибудь слово «волшебный»… Ничего.
Он вспомнил знаменитую загадку из «Властелина колец», где на входе в рудники Мории было написано: «Скажи слово, друг, и входи». Это буквально значило, что человек должен был сказать слово «друг» на эльфийском наречии, и тогда двери открывались. Но ничего подобного не бросалось Тику в глаза.
По сравнению с этим вычисление даты особого дня было детской считалкой, и он почувствовал досаду. Он также ощутил все эффекты бессонной ночи, и внезапная усталость приковала его к кровати и закрыла его веки.
Когда мама коснулась его головы, чтобы разбудить его перед школой, он попросил дать ему еще один день, зная, что она не сможет себя заставить спорить с мальчиком, которого всего несколько дней назад съели заживо.
Когда мама столкнула его обратно в кровать и погладила его по голове, как больного трехлетку, Тик вспомнил клятву, которую он принес у камина этой ночью: не сдаваться, бороться со страхом, разгадать загадку. Несмотря ни на что.
«Я или очень-очень храбрый, или очень-очень глупый».
В конце концов, несмотря на сочащийся в окно солнечный свет, он заснул.
