— Такого просто не может быть, — сказал Бен и протянул ко мне руку. Она оказалась сильной и теплой, мне полегчало. — Эйвери, никаких следов животных тут не нашли. Только кровь. Только люди.
— Мои родители, — начала я, — они все еще… Ты чувствуешь, что они тут?
— Нет. Прости. Я понимаю, что ты по ним скучаешь, но я знаю лишь то, что тут произошло нечто ужасное. И что это еще не все. Но я буду за тобой присматривать.
Я подняла на него взгляд. Он стоял так близко и тоже посмотрел на меня. Его губы раскрылись, он дотронулся пальцами до моей щеки. Рука у него была длинная, бледная, большим пальцем он провел по моей нижней губе.
— Эйвери, — сказал он, — я не могу…
И тут он меня поцеловал.
Я ощущала в нем внутреннее сопротивление. Он противился поцелую, мне самой, я почувствовала, как он напрягся перед тем, как наши губы встретились. А потом он сдался, и мы слились в поцелуе.
Он целовал меня так, как будто я была единственной девчонкой во всей вселенной, как будто ему только и оставалось, что поцеловать меня. Как будто он не смог удержаться. Как будто я была какой-то особенной, как будто я ему небезразлична.
Он целовал меня так, будто его влекло ко мне.
А меня точно влекло к нему.
Я забыла обо всем — где я находилась, как пришел он, что сказал, все свои заботы и страхи, все. Его чувства — его желание — наполнило меня, и я увидела, как я прекрасна.
Я, простушка Эйвери, казалась Бену прекрасной. И он хотел…
— Эйвери! — Он отстранился, тяжело дыша. — Я чувствую, что чувствуешь ты, а ты…
— Да, — ответила я, —
Я даже не знала, что говорю, я лишь хотела, чтобы он поцеловал меня еще раз. Меня тянуло к нему. Он привлек меня к себе, и мы прижались друг к другу. Бен обнимал меня за талию, потом опустил руки ниже, еще крепче прижимая меня к себе, а я поддавалась, льнула к нему, и мы медленно опустились на пол, не переставая целоваться. Мы начали несмело ласкать друг друга, поглаживать. Шею. Плечи. Руки.
Когда я до него дотронулась, он вздрогнул, а я…
Я просто таяла от его прикосновений.
Меня раньше никто не целовал. Я даже не представляла, каково это — быть с кем-то, но теперь я поняла, что влечение к другому человеку может заставить тебя забыть обо всем, потому что это было не просто приятно. Мне казалось, что внутри меня зажглось солнце. Бен прижимался ко мне бедрами, а я льнула к нему, изнывая от желания, обнимая его, слыша его неровное дыхание, когда он целовал меня в шею, а потом вернулся к моим губам.
Он запустил дрожащие руки мне под рубашку, и я изогнулась, чтобы принять его ласку. Я хотела его и гладила его сама, ощущая сквозь одежду теплоту его тела, а потом тоже осмелилась залезть к нему под майку.
Кожа у него оказалась нежная, тело — мускулистое. Я гладила его крепкий живот, мощную спину. Он застонал, и тогда я задрожала. Его пальцы добрались до моего бюстгальтера, и я жаждала его прикосновений, мне хотелось, чтобы он меня гладил, мне так многого хотелось, я…
Мои руки поднялись по его спине, скользнули вверх, к лопаткам. Он напрягся, нервно вдохнул и попытался остановить меня дрогнувшим голосом:
— Эйвери.
Но было слишком поздно.
Мои пальцы уже добрались до выемки между лопатками. Мне хотелось провести рукой по его позвоночнику, а потом прижать его к себе поближе, касаться его и касаться. Целую вечность.
Но между лопаток я нащупала волосы. Небольшой треугольничек шириной в два пальца. Невероятно нежный пушок, как волосики у ребенка. Но это были именно волосы. Не детские, что-то другое.
Что-то нечеловеческое. Размер и форма пятна…
Я в ужасе отдернула руку. У Бена искривилось лицо. Рот открылся, словно ему сделали больно.
— Эйвери, — прошептал он, а я посмотрела на свою руку.
На прилипшие к ней волоски.
Коротенькие, как шерсть животного.
Серебристые, как у волка.
Я поползла от него, отталкивая его руки, но все же я сидела на полу, а он был так близко, и…