прилагающимися спецэффектами вроде надувания щек и «наше – значит, отличное».
Наверное, так и должно быть.
Если цитрусы одинаковой комплектации прошли выходной контроль, они идентичны, что наш, что «восточный», что африканский. Да так и есть, в общем… Но если завод у тебя под боком, ты узнаешь однажды: внутри фирмы качество сборки очень даже различают и твоих земляков ставят всем в пример. А поскольку на сервисе тоже сидят наши, рано или поздно информация просочится: «востоки» начинают сыпаться чуть раньше, чем «центры». А турки и корейцы сыплются чаще. Самую малость, но все-таки.
И ты гордишься земляками и счастлив ездить на лучшем в мире цитрусе.
И вдруг такой облом.
– Мы одно понимаем, – сказал Малахов. – Пиндосы чего-то намухлевали.
– Были наши машины, стали чужие! – донеслось из толпы. – А чужие – как бы наши. А нам чужих не надо! Так, мужики?!
– Точно! – отозвался трудовой народ.
– А собственно, вам не все ли равно? – задумался полицмейстер.
– А давай раскрываемость по губернии плюсанем – и в равных долях обратно поделим, – подсказал кто-то из охраны. – Вы же все менты, все общее дело делаете!
– Сам ты мент! Уволился, хорошо тебе, вот и не наглей! – полицмейстер снова почесал в затылке.
– Наша сборка – лучшая, – заявил Малахов. – Это все знают. И фуфла китайского мы в машину не суем. Это тоже все знают…
Он огляделся, прикидывая, куда бы влезть повыше, чтобы толкнуть речь.
Тут в задних рядах кто-то крикнул:
– Чурки едут!!!
Толпа замерла, как громом пораженная.
– Жена звонила! – надрывался голос в задних рядах. Над головами поднялась рука с телефоном, будто в доказательство. – В магазине слышала – едут сюда две смены чурок! Пиндосы вызвали штрек… шрек…
– ШРЕКБРЕХЕРОВ! – взревел, аки матюгальник иерихонский, наш полицмейстер. – Точно! В магазине врать не будут! Терминаторов вызвали! И еще робокопов! Мне на подмогу!
Начался хохот. Потом бормотание отовсюду: народ уткнулся в телефоны, проверяя новость.
– Это провокация! – заявил полицмейстер. – Я знал бы первый. Без меня тут никаких чурок быть не может! Пиндосы не посмели бы без согласования…
И вдруг толпа взорвалась:
– ПИНДОС!!!
Из окна третьего этажа выглянул Кен. Это было окно туалета дирекции, его тут в жизни никто открытым не видел.
Кен делал непонятные жесты и явно спешил. Воровато оглянулся себе за спину. Высунулся далеко наружу, посмотрел вниз…
– ПИН-ДОС! ПИН-ДОС! – скандировали там.
– Заткнитесь, придурки! – заорали сразу в нескольких местах. – Это же наш Кен!
Тем временем Кен принял какое-то решение, окаменел лицом и полез через подоконник.
– Отставить! – рявкнул полицмейстер. – Гражданин Маклелланд! Отставить!
Гражданин Маклелланд отставить не соизволил. Учитывая, что на заводе третий этаж – как нормальный пятый, со стороны это выглядело малость суицидненько, мягко говоря.
На самом деле Кен был нисколько не самоубийцей, а дипломированным автостроителем и неглупым менеджером. Прыжок с десяти метров на газон Кен решал как чисто инженерную и отчасти управленческую задачу. Он учитывал, что его тут хорошо знают, и принимал в расчет материальную базу. Человек десять наших уже сорвали с забора баннер «Приглашаем на работу» и прибежали под окно. Половина встала к стене вплотную, задрав край баннера над головами, половина – отошла, держа свой край у пояса.
Толпа охнула – и ломанулась помогать.
По ту сторону окна замелькали какие-то тени. Кен до этого сосредоточенно молчал и нервно озирался, явно ожидая нападения сзади, а тут обернулся к народу и открыл рот.
– Уволился!!! – крикнул он.
И прыгнул.
– Довыпендривались! Качество… Фигачество! Хуже надо было работать! – рычал Кен, держась обеими руками за вывихнутую лодыжку.
Его так и несли к «Скорой» – на баннере. Под аплодисменты.
