– А что насчет эффективности, которой мне тут прожужжали все уши? Мы воспитали отличных рабочих, которые отлично собирают цит… пардон, «Циррусы». У нас лучший завод благодаря лучшему стаффу, а не почему-то там еще. И мистера Калиновски будут дубасить не дворники… Хотя дворники у нас тоже отличные… Он доведет до рукоприкладства сборщиков уровня С3. Таких не выпускает готовенькими учебный центр, они по нескольку лет растут.
– У вас профессиональная деформация, – сказал Пападакис. – Я понимаю. К вашему сведению, «си-третьи» не волшебники и не супергерои. Они не пошли в мастера, не стали учиться на инженеров… Это показательно. Значит, у них менталитет рабочих. А от человека с рабочим менталитетом лично мне на конвейере нужно, чтобы он соблюдал регламент, и только. И я это обеспечиваю. У нас с этим порядок. И значит, сам рабочий – не проблема. Мы контролируем людей, мы ставим их в такие рамки, когда они все делают правильно. Мы кого угодно поставим в рамки. Главное на заводе – мы. А рабочие… Их у нас целый город.
– Спасибо за разъяснение… босс.
– Пожалуйста. Кажется, вы мне не верите? Напрасно. Я ведь сам начинал сборщиком. Просто у меня оказался другой менталитет.
– Это делает вам честь, – сказал кадровик сухо. – Так я не понял, мне выгонять пол-завода, чтобы спасти мистера Калиновски? Если он тут – главное… И если у мистера Калиновски такой менталитет, что дирекция не в состоянии его образумить. Я ведь не шучу.
– И я не шучу, – сказал Пападакис. – Никого сейчас гнать не надо. Пусть набьют ему морду. Не убьют ведь. А после – уволим.
Кадровик потерял дар речи.
«При Дональде такой фигни не было», – подумал он.
– Вы на меня так смотрите, будто думаете, не позвонить ли в KGB, – сказал Пападакис и коротко хохотнул.
Он всегда смеялся своим шуткам, чтобы другие тоже знали, когда надо смеяться.
– Да чего звонить, я уже здесь, – буркнул кадровик.
Повернулся и ушел без разрешения, оставив директора с отвисшей челюстью.
Кадровик считал, что люди – фигуры на доске, а не гайки и болты. Фигуры можно ставить под удар, одна может бить другую, но все равно это фигуры, способные на сложные ходы, и с ними у тебя получится разыграть много разных комбинаций. Так, черт возьми, интереснее. Так, черт побери, эффективнее используется ресурс. Мы его готовим, мы его растим, а вы его пиндосите направо и налево? Почему директор не видит этого – что у него, масштаб другой? Нет, у него под началом те же люди в том же количестве. И задача та же: собирать цитрусы. Мы тут все собираем цитрусы.
Или нет?
А ведь это Дональд меня испортил, подумал кадровик. Приучил к хорошему. Черта с два Пападакис и его команда собирают цитрусы. Они страдают фигней, которая не имеет отношения к автопрому. Забавляются ролевыми играми на производстве. И уверены, что главные на заводе. Ну да, это их завод, пиндосский, кто бы спорил. Они тут имеют право во что угодно играть, хоть в конное поло. И люди, которые делают машины, будут недоуменно оглядываться на всадников, несущихся мимо с топотом и ржанием. И снова возьмутся за гайковерты: у них нет времени отвлекаться на пиндосскую фигню.
Всегда найдутся люди, которые страдают фигней на рабочем месте, и люди, которые вместо них делают машины, думал кадровик. Я бы дорого дал за то, чтобы поменять их местами… Но тогда не будет машин.
Тут он поймал себя на мысли, что хочет пойти и лично набить морду Калиновски, так обидно за ребят с веддинга. Именно на веддинге процесс сборки нагляднее всего: там половинки автомобиля, нижняя и верхняя, «женятся», становясь уже машиной. И вот к этим замечательным парням Калиновски цепляется больше всего. Что ни день, он их пиндосит и скоро допиндосится. Может, он им завидует? Комплексует на их счет? Так и дал бы в рыло. А чего, директор разрешил, хе-хе…
Директор разрешил? Кадровик встал как вкопанный посреди коридора.
Не можешь запретить – возглавь.
От него хотят, чтобы на заводе ничего не происходило – хорошо, ничего здесь не случится. Хотят, чтобы обеспечил безопасность пиндосского стаффа – сделаем вам безопасно, в том смысле, что никому не сломают внешность и не отобьют потроха. Каждый получит, чего ему надо: директор – развлечение, люди – удовлетворение, Калиновски – взбучку. И все под контролем. И фиг вы кого из русских уволите: не будет повода.
Через неделю Рой допиндосил-таки бригадира «веддинг-тим» прямо в разгар смены. Заявление бригадира об увольнении «потому что идиот» кадровик поклялся вставить в рамочку и повесить на стену, если все инструкции будут выполнены точно. И повесил. Ненадолго: заходили ребята из юротдела, увидели, посмеялись, но намекнули, что не дай бог кто стукнет – дело выйдет уже политическое. Да он и сам понимал.
А время шло неумолимо. Кадровик старел, грузнел и уже не удивлялся тому, что весь день плохо себя чувствует. Год за годом он тянул здесь свою лямку и устал от завода безмерно, наверное, больше, чем любой другой. Он слишком много знал плохого об этом заводе и слишком мало хорошего.
А еще чем лучше он узнавал завод, тем отчетливее понимал, что, если случится нечто серьезное, например пиндосы допиндосятся, удержать ситуацию под контролем не сможет никто. В отличие от американцев, страдавших железобетонной уверенностью в себе, пиндосы обладали лишь самомнением, ничем не оправданным.
