несчастного сержанта, Попова?
– Вы – лейтенант! – возразила Люба.
– Был! – согласился Волков. – Но разжаловали.
– Кто?
– Я… Сам…
– Нет у вас такого права!
– Почему? Оккупированная территория, я тут сам себе и право, и закон. Захотел – и разжаловал!
– Зачем?
– Потому что я танкист! – Сержант хватил себя кулаком в грудь так, что та загудела. – Я к линии фронта пробирался, чтоб немцев бить! Я больше ваших генералов знаю! Мне опыт надо передать, тактике научить… Тысячи жизней спасем! Вместо этого затаился, как крыса, и жду неведомо чего. Пока дождусь, немцы в Москве будут! Гэбня поганая!
– Да как вы…
Он поднял залитые водкой глаза:
– Знаешь, почему мы сейчас от границы катимся?
– Потому что враг сильный.
– Нет. Потому что мы слабые… А знаешь, почему слабые?
Люба растерялась, но сержант не стал дожидаться ответа:
– Потому что такие вот, в синеньких петличках, толковых командиров перед войной перебили. А теперь меня, боевого оф… командира, в свою стаю тянете?
Люба вытянулась в струнку, голос ее зазвенел:
– Мы не от того отступаем, товарищ сержант, что, борясь с врагами, прошли гребенкой по армии. А потому, что гребенка слишком редкой оказалась. Слишком многих пропустили, недоглядели, поленились! Вы эти разговоры бросьте! Органы виноваты, что наши генералы не могут врага остановить? Или все же армия?!
– Выбили хороших генералов!
– У нас незаменимых нет! Если область сдана, если линия фронта прорвана, если враг не встречает сопротивления, виноваты все – и живые, и мертвые!
Сержант, разглядев огонь в глазах радистки, на короткое время умолк. После чего снова помотал головой.
– Все равно, не буду служить вашей конторе! Пойду к линии фронта, а там будь что будет.
– Вы не правы, товарищ лейтенант! – выкрикнула Люба.
– Да ну? – хмыкнул Волков.
– Вы вот десять танков подбили…
– Четырнадцать.
– Да пусть двадцать! Немцев убили с полсотни…
– Больше.
– Пусть сто! Но те бумаги, что в немецком штабе захвачены, тысячи жизней спасут! Десятки тысяч! Планы врага раскрыты! Наши подготовятся и как дадут немцам!
– Может, дадут… А может, и нет… – вздохнул Волков. – Бардак кругом. Война – всегда бардак, но сейчас он и вовсе феери… фере… Большой бардак, Любовь Петровна! Особенно в вашей гэбне. Шпионов и врагов народа перед войной искали, тысячи грохнули, сотни тысяч в Сибирь отправили, а настоящий враг на виду стоял и не прятался даже. Сосредоточил армию и врезал. И что? Оказалось, что и шпионы у немцев есть, и диверсанты с предателями – тебе ли не знать? Кого же тогда ловили да по тюрьмам пихали? Армия бежит от самой границы, за неделю к Березине домчали! Сколько парней погибло! – Сержант хватил кулаком по столу. – А сколько еще погибнет! Землю свою километрами бросаем, а обратно пядями отгрызать будем! Большой кровью. Мудрое руководство, млять! Надежда прогрессивного мира…
– Как вы можете! – Люба раскраснелась. – Так нельзя! Если перестанем доверять партии, то как победить? Это… Это хуже предательства! – Она сжала кулаки.
– Ишь какая! – Волков смотрел на нее с любопытством. – А ну иди сюда!
Люба хмыкнула, дернула плечами, но подошла.
– Не бойся – не укушу… Садись!
Девушка присела на край лавки.
– Выпьешь? – Он придвинул стакан.
