— Еще одна причина нас повесить, — заметил он. — Замаскированные под евреев шпионы Ричарда Плантагенета!
Герлин отрицательно помотала головой, хоть Авраам этого, разумеется, не мог увидеть.
— Зачем шпиону маскироваться под еврея? Я имею в виду…
Но до того, как она закончила свою мысль, в ее темницу пробился свет факела. На ступеньках появился городской страж и открыл камеру Герлин.
— За мной, на допрос, — кратко бросил он и грубо поднял молодую женщину на ноги, поскольку ей трудно было встать.
Она неохотно последовала за мужчиной наверх и прищурилась, привыкая к сумеречному свету служебной комнаты. Герлин обрадовалась, увидев, что Чарльз де Сент-Мену все еще здесь. Похоже, стражи позвали начальника. Он как раз, хмурясь, разглядывал медальон.
— Что в этом странного? — недовольно произнес он. — Девчонка еврейка, вы ведь сами сказали. Может, ее отец держал ссудную кассу, оттуда и украшение.
— Простите, мосье, но король изгнал всех евреев уже много лет назад, — заметил писарь. — На этот момент в Париже работают всего две ссудные кассы, обе управляются мошенниками, но христианами уже в нескольких поколениях. Эти ребята и их жены нам известны. Она к ним не имеет никакого отношения.
— Ну, ясное дело! — вставил Чарльз де Сент-Мену. — Она вообще не из этих мест, а из Баварии.
— А говорит по-французски, как француженка! — рассмеялся жандарм, который схватил Герлин и тащил ее сюда. — Может, не как парижанка…
— Она, должно быть, выучила язык при дворе, она благородного происхождения! — заявил господин Чарльз. — Поверьте мне, мосье, рыцарь сразу же это поймет.
— Разве вы до этого не говорили, что она паломница? — язвительно спросил страж.
Начальник сверкнул глазами на рыцаря:
— Так кто же она, монсеньер? И предупреждаю вас, говорите правду! Если в итоге откроется, что это измена или шпионаж, рыцаря также могут повесить!
Чарльз де Сент-Мену расправил плечи.
— Рыцаря могут казнить только лишь с помощью меча, — заметил он. — Разве что его прежде лишат рыцарского звания, что возможно только в том случае…
— Господи, молодой человек, да говорите уже, что хотели! — У начальника явно были другие заботы, и он чувствовал себя обремененным делом Герлин — или же его значимость была преувеличена?
Чарльз бросил на Герлин взгляд, полный сожаления. Он явно хотел защитить ее, но принципы вынуждали его говорить правду.
— Я знаю госпожу Линдис как жену христианского цирюльника, — начал он свой рассказ.
Герлин слушала его со все возрастающим беспокойством. Чарльз говорил только правду. Описывая странных попутчиков господина Мартинуса, он отметил, что его удивили придворные манеры Герлин. Придворный решил бы, что эта волнительная история может быть связана с политикой, но, скорее всего, с любовными отношениями или враждой между благородными семьями. А вот городской страж наверняка решил, что они действительно поймали шпионку.
— Предательница, нанятая Ричардом Плантагенетом! — тут же сделал вывод начальник, мрачно глядя на Герлин. — Что вы скажете по этому поводу, госпожа… Линдис? Или как вас там на самом деле зовут?
Герлин вздохнула.
— Герлиндис Орнемюнде из Лауэнштайна, — сообщила она. — Но я не шпионка! Как это возможно, мы ведь прибыли из Баварии! Как английский король мог нас нанять? Я только… — Герлин не приходила в голову никакая подходящая история. Может, ей стоит рассказать правду?
В этот момент распахнулась дверь, ведущая к подземным камерам, и появились двое стражей.
— Она все же собиралась к королю! — торжествующе заявил один из них. — И к английскому, а не к нашему достопочтенному господину.
Герлин показалось, что ей не хватает воздуха.
— Мы только что занимались еврейским мальчишкой. Зачем гадать, парень ведь был с ней, он должен знать, куда она направлялась. В любом случае, мы его раскололи.
— Вы его пытали? — глухо спросила Герлин.
Во времена правления Дитриха никого ни при каких обстоятельствах в Лауэнштайне не пытали. Соломон объяснял своему подопечному, что сказанное истязаемым во время пыток не может быть правдой. Испытывая боль, человек сознается в чем угодно.
Страж оскалился:
— Только чуть пощекотали, паренек долго не выдержал, еврей же… Запел он у нас, как птичка. Хоть он наверняка знает больше, но пусть уже они там, в Лувре, о нем позаботятся!
