— Если он и задумает на ком-нибудь жениться, госпожа Герлин, то только на вас!
Герлин показалось, что ее голова чуть не раскололась.
— Завтра нам следует обговорить этот вопрос, — с сочувствием произнес господин Соломон. — А сейчас госпоже Герлин нужен покой, и этой ночью мы все равно больше ничего не сможем сделать…
Герлин попыталась собраться с мыслями.
— Мы можем отправить рыцарей патрулировать границы, — сказала она.
Флорис вздохнул.
— И тем самым ослабить защиту крепости и ее наследника, — устало произнес он. — Однако я согласен с вами, по крайней мере, нам следует заявить о своих намерениях. Господин Лоран, возьмете ли вы это на себя? Ваша крепость могла бы стать отличным опорным пунктом. Возьмите четырех наших рыцарей, ну и добавьте парочку своих…
Герлин оставила мужчин, которые все еще делились своими соображениями. Она устала от разговоров и обсуждения планов — и даже от молитв. Молодая вдова хотела только одного — оказаться в постели. На лестнице, ведущей в ее покои, она встретила госпожу Лютгарт. Возможно, мачеха Дитриха подслушивала? Герлин было все равно. Даже лучше, если Лютгарт услышала, что ей придется распрощаться с надеждами заполучить Роланда Орнемюнде. Она хотела кратко поприветствовать ее и пройти мимо, однако госпожа Лютгарт загородила ей путь. Она, как и прежде, была красивой, однако перестала следить за собой. Ее платье было в пятнах, а головной убор она надела так небрежно, что волосы торчали в разные стороны.
— Вы добились своего! — в исступлении прокричала она. — Получили громкий титул, затащив в постель хилого юношу, а глаз положили на высокого светловолосого рыцаря… А теперь вам нужно сохранить трон для еще одного выродка! И вам больше нельзя смотреть на красивых рыцарей, чтобы никто не мог сказать, что этот изнеженный ребенок на самом деле является внебрачным сыном…
От Лютгарт несло вином — бывшая хозяйка крепости все чаще и все больше выпивала и теперь явно плохо соображала. Следовало просто не обращать на нее внимания и пройти мимо. Однако Герлин не могла простить ей оскорбления Дитриха и себя и клевету. Она уже открыла рот, чтобы дать Лютгарт отповедь, однако не смогла найти нужных слов. Герлин Орнемюнде только молча смотрела на свою противницу.
А затем она подняла руку и дала ей пощечину.
На следующий день крепость покинул господин Адальберт, чтобы организовать защиту приграничных деревень, однако уже вечером гонец принес новое известие о нападении неизвестных вооруженных рыцарей. Крестьяне как раз собирали урожай, и их дома остались без присмотра. В этот раз налетчики застигли крестьян врасплох на поле, убили почти всех и уничтожили урожай, после чего сожгли деревню.
Герлин поблагодарила гонца и пообещала помочь заново отстроить деревню, однако погибших уже нельзя было воскресить, и она также не могла дать гарантий, что это больше не повторится. Земли вокруг Лауэнштайна были обширными, деревни располагались на большом расстоянии друг от друга, часто посреди леса или очень далеко от ближайшей крепости. К тому же крестьяне были совершенно беззащитны перед хорошо вооруженными рыцарями. Три или четыре таких воина способны были разгромить целое поселение.
— И если это действительно рыцари, они могут свободно перемещаться в пределах графства, — с горечью заметил Флорис. — Вряд ли кто-нибудь рискнет к ним подходить, да и они могут сказать, что патрулируют территорию. А затем они направятся к следующей деревне, снимут опознавательные знаки со шлемов, уберут щиты и продолжат свое черное дело.
Герлин и Соломон уныло кивали, понимая, что ничего не могут изменить. Даже от мысли пригласить женщин и детей укрыться в крепости придется с тяжелым сердцем отказаться.
— Сколько времени вы хотите их содержать здесь? — мрачно спросил Соломон. — Годами? Это ведь не война, которая началась и закончилась и которую крестьяне переждут в убежище. Это тайная вражда…
Патрули, разумеется, не смогли пресечь нападения, причем налетчики уже не ограничивались деревнями, а стали грабить торговые караваны. Это было непросто, однако давало Роланду значительное преимущество. В конце концов, крестьяне могли пожаловаться только своему господину, в то время как торговцы были очень влиятельными людьми.
Первая жалоба поступила от епископа, поскольку ущерб был нанесен жителям Бамберга, и не было сомнения, что вскоре эта напасть будет распространяться дальше, и дороги Лауэнштайна обретут славу небезопасных маршрутов. Тогда никто не станет платить дорожный сбор. А если продолжатся нападения на деревни, крестьяне станут голодать и будут не в состоянии платить подати.
— Сколько же мы сможем продержаться? — осведомилась Герлин у своего казначея, на самом деле зная о положении дел так же хорошо, как и он.
— Год — точно, возможно, два, — ответил тот. — Однако тогда в сокровищнице не останется даже одного медного пфеннига. И вам следует очень экономно вести хозяйство. Больше никаких подаяний нищим и пожертвований монастырям.
Если первое имело отношение только к беднякам, то второе могло принести Лауэнштайну дурную славу.
— Значит, господину Роланду нужно только продолжать и выжидать удобного момента, — сделала вывод Герлин. — Разве мы совсем ничего не можем сделать?
