поучиться не удалось, вот и не было опыта. Хотя нет, я до училища-интерната успел походить в обычную сельскую школу целых три года, но то ли мне не было дела тогда до старшеклассников, то ли размах был не тот, но ничего связанного с этим торжеством в памяти не отложилось. Приятель мой быстро сориентировался и довольно смело пригласил на бал Ларису Морозову. Он бы и Машу не постеснялся, которой периодически оказывал знаки внимания, но Маша… Маша пригласила меня. Точнее, прилюдно заявила, что она — моя партнерша. Можно было поставить ее на место и выбрать какую-нибудь одноклассницу, но мне было все равно — китаянки все же надломили что-то в сердце, а княжна была почти идеальным вариантом.
Накануне в предвкушении важного разговора и прощания с опостылевшей школой достал из шкафа крайне редко надеваемый парадный комплект гимназиста и начал нецензурно ругаться с зеркалом — брюки были безнадежно коротки, а мундир не сходился, несмотря на все усилия. А ведь еще зимой, когда надевал в последний раз, все было впору! Заглянувший на шум Борис долго ржал, глядя, как я выбираюсь из одежки не по размеру, застряв локтем в рукаве. Треск ниток при рывке подсказал мне, что позориться в этом убожестве точно не придется.
— Чего ржешь? Лучше скажи — что делать?
— Новый шить. Представляешь: ночь, луна — и ты с лучиной за швейной машинкой! Нет! Шум машинки испортит всю романтику! Лучше с иглой и ниткой! И песни, песни обязательно пой, про долю тяжелую портновскую!
— А если в ухо?
— Ой-ой-ой! Какие мы грозные! — Исчезнув за дверью, он крикнул: — Стой так!
— Как знал! — торжественно произнес он, внося чехол с биркой ателье, где мы обычно одевались. — Цени! Что бы ты без меня делал!
— Боря! Я тебя люблю! — бросился я вскрывать мешок.
— Эй! У нас не те отношения! Это исключительно для того, чтобы твоей партнерше не стыдно было за оборванца, с которым пришлось бы завтра танцевать!
— Борь! Я не нарочно! — попытался оправдаться перед другом. — Ты же видел — меня поставили перед фактом.
— Да знаю я! Не парься, как ты любишь говорить! У меня было время заметить, что она неровно к тебе дышит.
— Маша?! — Княжна, конечно, любила состроить передо мной великосветскую деву, а я ей периодически подыгрывал, но не считал наши пикировки чем-то большим чем дружеский разговор.
— Во-во! Я же не зря говорю, что пока молчишь — за умного сойдешь. Да вся гимназия давно в курсе, вас уже заочно поженили сто раз. Если ты не заметил, то к тебе из девчонок вообще давно никто не подходит, а мы с тобой, между прочим, не худшая партия! Это Маша их давно и прочно запугала.
— Господи, страсти-то какие! Ты сейчас серьезно?
— Ты безнадежен! — своей любимой фразочкой отозвался Борис.
— Не, че, реально? — Черный поморщился, как всегда, когда из меня вылетали грубые выражения, оскорбляющие его аристократический слух. — Прости, вырвалось от неожиданности.
— Если честно, я бы и дальше молчал, считая, что это ваше личное дело, — уже серьезно ответил Борис, — но только когда она тебя так отчаянно пригласила, а ты равнодушно согласился — понял, что ты о ее чувствах ни сном ни духом. И, кстати, с тебя полторы тысячи.
— За что? — опешил я от резкого поворота.
— За костюм, балда!
— Не вопрос. Но, постой… про Машу… это точно?
— Без-на-де-жен! — по слогам повторил Борис, махнув на меня рукой, и в этот раз я был с ним солидарен. — Ты ей хоть цветов завтра купи, а то ведь ума хватит с пустыми руками прийти! И, ради бога, не гладиолусы!
— Какие гладиолусы в мае?
— Ты-то найдешь! В общем, ты понял! И постарайся ее не обидеть. Я понимаю, что ты ее не любишь, но, согласись, это не повод вести себя как… как ты. Мы из гимназии уйдем, она к тебе остынет, так что все пройдет само собой.
— И в мыслях не держал! — открестился я.
И ложась спать, впервые думал не об интригах, тайнах, расследованиях и не о предстоящем судьбоносном разговоре, а о хрупких чувствах маленькой девочки, которые так бы и не заметил, если бы друг не ткнул в них носом.
Ходили слухи, что в этот день в пасмурном Питере целые подразделения авиации разгоняли тучи, чтобы не испортить деткам праздник. Не знаю, правда ли это, но денек выдался на загляденье ясным и теплым, намекая, что лето не за горами.
Не стал морочиться с лимузином — за партнершей поехал на отмытой до блеска «Русалке». Борис, отжавший у меня «Касатку», чуть раньше отправился за Ларисой. Кирилл Александрович, выдававший дочь мне на руки, одобрительным взглядом прошелся и по новенькому мундиру, сидящему точно по фигуре, и по корзинке цветов, которая, по заверениям продавщицы, однозначно символизировала симпатию и благодарность.
— С вами поедет Матильда и двое из охраны, — безапелляционно заявил он.
— На бал они попасть не смогут, — пожал я плечами.
