Холодное утро
Ллиана проснулась при свете луны и почувствовала, что ее сознание ничем не отягощено, а тело — полностью расслаблено. Она лежала на траве, укрытая плащом. Ее голова покоилась на очень низком пне, покрытом мхом. Она чувствовала себя хорошо — как и все эльфы во время полной луны, поскольку луна — это Мать эльфов. Ллиана улыбнулась круглоликой луне, которая, казалось, наблюдала за ней, пока она спала. И тут вдруг Ллиана почувствовала сладковатый запах, который был тошнотворным и — уж во всяком случае — явно неуместным среди прочих запахов ночи. Она тут же вспомнила обо всем, что недавно произошло, — в том числе и о волках — и резко поднялась. Сердце лихорадочно заколотилось, а к горлу подступил от волнения ком. Рука машинально сжала рукоять длинного кинжала.
Однако вокруг нее не было заметно никаких движений.
На поляне виднелось множество темных силуэтов, которые человек, наверное, принял бы за камни или за стволы деревьев, а вот глаза эльфа в такую лунную ночь подвести не могли: эти силуэты были трупами, а сладковатый тошнотворный запах исходил от пролитой крови и от вывалившихся из животов внутренностей.
Ллиана затаила дыхание, осторожно осмотрелась, чтобы выяснить, не угрожает ли ей какая-нибудь опасность, и затем медленно поднялась на ноги, уже догадываясь о том, о чем ей ее органы чувств еще не сообщили: среди этих безжизненных тел были и эльфы. Посреди поляны лежал большой олень, ветвистые рога которого казались похожими на колючий кустарник, а рядом с ним валялся волк с вывалившимися из вспоротого рогами живота внутренностями. Ллиана вообще-то уже привыкла к виду окровавленных туш животных, убитых под кронами деревьев, и омерзительных остатков добычи, частично пожираемой живьем, а частично бросаемой на поживу животным и птицам, питающимся падалью. Однако сейчас ее душу охватил ужас: ей не хотелось верить в то, что сейчас наконец-таки сумели рассмотреть в темноте ее глаза. Чувствуя, как к горлу подступает ком, она очень медленно подошла к ближайшему из лежащих на земле эльфов. Ей очень хотелось надеяться на то, что он всего лишь спит и что вот-вот сейчас он, проснувшись, привстанет и улыбнется ей, а затем то же самое сделают и те несколько эльфов (их было по меньшей мере пятеро), чьи тела она разглядела на поляне. Эльфы никогда не плачут, если только не испытывают физических страданий, однако душевная боль, которая пронзила Ллиану сейчас, сдавливала ее тело, словно тяжелые железные оковы, заставляя ее судорожно всхлипывать. Как боги могли допустить, чтобы эльф умер? Почему Гвидион никогда ничего по этому поводу не рассказывал?.. Подойдя к лежащему на земле безжизненному телу вплотную, она протянула руку и прикоснулась к плечу мертвеца.
— Пойдем…
Ллиане — к превеликому ужасу — поначалу показалось, что с ней заговорил вот этот труп и что он вознамерился утащить ее за собой в Потусторонний мир. Она, однако, сумела не поддаться панике и медленно повернула голову в сторону опушки леса, откуда в действительности донесся этот голос.
— Остался по меньшей мере еще один, — снова послышался тот же голос.
Пока рассудок «переваривал» эти слова, она почувствовала сначала облегчение, затем беспокойство и затем — ужас. Настоящий, умопомрачительный ужас. Она узнала голос Лландона, но в нем звучали слабость и страдание. Лландон, видимо, ранен, и если его слова соответствовали действительности, то один из гигантских волков был еще жив и находился где-то поблизости. Ллиана закрыла глаза, откинула голову назад и втянула ноздрями прохладный ночной воздух. Когда она снова открыла глаза, перед ее взором предстал круглый лик Луны-Матери, которая, казалось, склонилась над нею со своим смутным ореолом. Старый Гвидион говорил, что ее свет успокаивает душу и расслабляет измученное тело. Поэтому раненых и больных всегда лечили именно ночью. Ничего плохого не могло произойти до тех пор, пока Луна-Мать пристально смотрит на нее своим бледным взглядом.
Ллиана медленно отошла от мертвого тела и неторопливо попятилась к зарослям. Она почти ничего не знала о волках — а уже тем более о волках таких чудовищных размеров. Тем не менее, она понимала, что если один из этих монстров не погиб от боевых стрел, если песнь Факела не парализовала его и если он сейчас притаился неподалеку, то ей не следует бросаться в бегство — наоборот, она должна всячески демонстрировать, что она не испытывает ни малейшего страха. Все еще пятясь, она вскоре почувствовала, как ее ноги стали колоть шипы ежевики и жалить крапива, но продолжала решительно идти через заросли ежевики и крапивы дальше. Лишь оказавшись со всех сторон окруженной деревьями, она сделала полуоборот и тут же увидела Лландона. Он сидел на земле, прислонившись спиной к шероховатому стволу большого дуба и подтянув одну ногу к туловищу. Его лук лежал рядом — на расстоянии вытянутой руки, — а три стрелы были воткнуты в землю так, чтобы их можно было быстро схватить и пустить в дело.
Продолжая двигаться вперед в темноте, она различила силуэты еще двух эльфов, притаившихся в зарослях. Раздался еле слышный свист, заставивший ее посмотреть вверх — и девушка увидела на большой ветви еще одного эльфа, муаровый плащ которого сливался с листвой. Она не заметила бы его, если бы охотник сам не привлек к себе внимание.
Когда Ллиана присела на землю рядом с Лландоном, тот пожал ей запястье, а затем обхватил ладонями ее затылок и притянул к себе с пылом, который ее удивил. Когда их щеки соприкоснулись, она почувствовала, насколько его кожа горячая и липкая.
— Я хотел пойти тебя искать, — прошептал он ей на ухо, — но не смог подняться на ноги. Волки… Одного из них мы убили, а второго сильно ранил олень в тот момент, когда серые хищники бросились наутек. Мы были уверены в том, что они удрали, и не заметили, как они вернулись. Сначала нас отвлек раненый волк, играя роль приманки, а затем тот, что уцелел, напал со спины. Я еще никогда не видел, чтобы волки действовали подобным образом.
