выиграл свой поединок, и менестрель Гамлин тоже, и многие другие эльфы выиграли… Что касается остальных, то она про них ничего не знала. Наверняка отнюдь не все из них вышли победителями из поединков, и те, кто проиграл, должны были, как и она, находиться сейчас здесь, однако принцесса Элианда не находила в себе сил смотреть на своих сородичей и выдерживать их взгляды. Все ее сознание было помимо ее воли сконцентрировано на ее поединке с Огьером и прежде всего на том моменте, когда она его уже почти одолела и когда она упустила возможность нанести завершающий удар, который обеспечил бы ей победу. Тилль наверняка успел бы этот удар нанести. Он сумел бы действовать быстро и безжалостно. Он не испытывал бы такого страха, который испытывала она… А она ведь испытывала страх. Она постоянно чего-то боялась с того самого момента, как попала в плен. Боялась волков, боялась орков, боялась гоблинов, боялась ответить отказом на позорное предложение, которое сделал командир гоблинов, боялась вступать в схватку с Огьером… Она и сейчас продолжала бояться, сидя под этим красноватым небом, чувствуя этот запах сгорающей древесины и слыша этот оглушительный шум.
Страх — это яд, который разъедает душу и тело, замедляет движения, ослабляет мышцы, сдерживает удары, затемняет рассудок. Ллиана знала об этом — как знала она и о том, что страх, наводимый монстрами на их противников, был самым эффективным оружием полчищ Того-кого-нельзя-называть. Тем не менее, она не могла ему противостоять. Но если Прародительницы позволят ей остаться живой, она уже не будет поддаваться страху, что бы с ней ни происходило. Она снова и снова мысленно повторяла себе эти слова в течение этой бесконечно долгой ночи. Если Прародительницы позволят наступить новому дню, она уже не станет поддаваться страху.
Створки ворот резко распахнулись, и сквозь них хлынула волна жара, шума и света. К пленникам, ослепленным этим светом и растерявшимся, подскочили орки, которые, что-то крича, стали срывать с них всю имеющуюся на них одежду. Затем пленников погнали — голых и перепуганных — между двумя толпами вопящих и гримасничающих воинов крайне уродливого вида. Воины эти размахивали своими мечами и копьями, издавая какие-то гортанные звуки. Ллиану, схваченную в числе последних, тоже раздели. Рядом с темными силуэтами монстров ее бледное тело с голубоватым отливом казалось светящимся пятном. Она старалась не смотреть на эти две беснующиеся толпы, колыхавшиеся из стороны в сторону и, казалось, угрожавшие вот-вот поглотить пленников. Ллиана, чувствуя себя соломинкой, которую уносит порывом ветра, смотрела на все то, что ее сейчас окружало. Огромные костры, на которых сжигали целые деревья. Какие-то животные, ползущие в черной грязи. Гоблины с серой кожей, хищными зубами и звериной мордой, которая становилась еще более страшной от того, что была испещрена шрамами. У некоторых из них к губам, ушам и носу были прикреплены украшения из костей и камня, у других кожа была рябой и изъязвленной, как будто и они тоже побывали под кислотным дождем… Все они дружно колотили оружием по своим бронзовым щитам в такт с боевыми барабанами. Возле их толстых ног терлись орки с кожей грязно-зеленого цвета и кобольды, повадки которых были похожи на повадки собак. Ллиана увидела среди этих воинов и людей. Они были бородатыми, как карлики, вели себя надменно и бросали на нее, нагую, такие откровенные взгляды, что ей становилось стыдно. Чуть выше по склону, где находилось что-то вроде руин города, Ллиана заметила самок различных рас — гоблинов, орков, гномов, людей. Среди этих самок были и красивые, и уродливые. У одних из них тело блестело от пота, у других — было покрыто черным растительным маслом. Самки были и голые, и в набедренных повязках, с украшениями в виде драгоценностей, красивых перьев и мехов. Одни из них стояли, закатив глаза, другие с похотливым видом танцевали возле воинов, третьи лежали на разноцветных подмостках, предлагая себя исступленной солдатне. Казалось, все, что находилось поодаль: хижины, матерчатые навесы, шесты с висящими на них штандартами, конические каменные башни, похожие на направленные к небу черные зубы, — все это извергало из себя множество различных существ, которые, подрагивая от возбуждения и дикой ненависти, направлялись к пленникам, шествуя слева и справа от дороги и тем самым создавая своего рода движущийся коридор. Она увидела в этой толпе людей. Она увидела в ней и эльфов, после чего опустила глаза и стала смотреть в землю.
Грохот барабанов упорядочился. Это был уже не непрерывный стук, а долгая серия редких ударов, к которым присоединялись хриплые крики толпы и удары оружия воинов о щиты. Каждый такой удар был похож на взрыв, звук которого рвал уши, словно раскат грома. Между этими ударами удавалось различить негромкое звучание флейт, а также песни — длинные и торжественные. По мере того как пленники подходили к месту, с которого доносилась эта зловещая музыка, исступление орущей толпы снижалось.
Ллиана, словно бы очнувшись, заметила, что вереница проигравших в поединках идет теперь по выложенной каменными плитами аллее между двумя рядами колонн, которые были такими высокими, что казалось, будто они поддерживают само небо. Бесновавшаяся толпа притихла. Грохот барабанов доносился уже откуда-то издалека. Народ Черных Земель теперь шагал за пленниками молча, держась в ста шагах позади них. Толпа стала похожа то ли на движущуюся стену, то ли на очень медленно набегающую на берег волну.
Между колоннами застыли воины устрашающего роста. Они были облачены в блестящие доспехи и сохраняли абсолютную неподвижность, благодаря чему становились похожими на статуи. Это были не гоблины, а представители какой-то более древней и более уродливой расы. Может, даже воины племени Фир Болг, о которых говорилось в легендах… Под их каменными взглядами орки, сопровождающие пленников, стали пригибаться к земле и скулить, как собаки, едва осмеливаясь продвигаться вперед. Затем колоннада, выложенная плитами аллея, и высоченные воины сменились каменной лестницей, зажатой между зданий без окон. Эта лестница, суживаясь, вела к двери, которая была очень высокой, но при этом такой узкой, что пройти через нее одновременно можно было не более чем вдвоем. От одной стены к другой тянулись, словно веревки для сушки белья, длинные веревки, которые казались весьма неуместными на фоне этой монументальной и суровой архитектуры и на которых висели клубки шерсти, с которых капало что-то такое, что Ллиана поначалу — к своему ужасу — приняла за кровь. Однако это было всего лишь красное масло — густое, вязкое. Оно капало с клубков на ступеньки и медленно стекало по ним. Эльфийка, как и ее товарищи по несчастью, поначалу попыталась не задевать эти клубки, однако орки, которые были такого
