ударом меча или копья, чем закончить свою жизнь в стыде и ужасе.
Ллиана подняла голову и осмотрелась. Туннель, по которому ее вели, были пробит в скале. Его стены поблескивали от покрывающей их влаги. В двадцати шагах впереди нее этот туннель, похоже, выходил на широкую — и лучше освещенную — площадь, в центре которой имелся фонтан, а по периметру располагались различные лавочки, перед которыми толкались праздношатающиеся. Сделав вид, что споткнулась, Ллиана бросила украдкой взгляд назад, на шедшего позади нее стражника-орка. Тот не обращал на нее ни малейшего внимания, потому что рылся на ходу в одной из своих сумок. Его копье, древко которого он зажал возле локтя в своей согнутой руке, ему, похоже, очень мешало. «Сейчас или никогда», — мелькнуло в мозгу у Ллианы.
Отсчитывая теперь каждый свой шаг, она стала глубоко дышать, готовясь к решительным действиям. Сначала — вырвать свою руку из ладоней служанки, ударить ее локтем и в то же самое время изо всех сил оттолкнуть вторую служанку к стене. Затем броситься к…
— Наконец-то!
И тут вдруг Ллиана в очередной раз — к своему превеликому удивлению — увидела в конце туннеля того, кто, казалось, теперь появлялся именно там, где она меньше всего ожидала его встретить.
Махеолас.
Подросток-человек, облаченный во все те же черные одежды, которые были на нем во время «сбора крови», был один. Упершись ладонями в бока, он подождал, когда пленницу подведут к нему поближе, а затем остановил жестом сопровождавших ее служанок и стражника. Ллиана, присмотревшись, увидела, что с его лица исчезло характерное для него самонадеянное выражение.
Она уже совсем забыла, что она — голая. Она вспомнила об этом только когда, когда увидела, что Махеолас смотрит на нее уже не таким спесивым взглядом, как обычно, и что его даже охватило замешательство. Две служанки из расы орков, держащие ее за руки (их хватка стала более крепкой, как только подросток-человек что-то сказал), не позволили ей прикрыть свою наготу, но ее это ничуть не огорчило. Эльфы своего тела не стесняются, и надевают они одежду исключительно для того, чтобы защитить себя от холода и колючих кустов. Люди же считают наготу чем-то зазорным, и уж тем более ее сторонился послушник, которого воспитывали монахи. Когда Махеолас в конце концов оторвался от лицезрения обнаженного тела и поднял взгляд на лицо эльфийки, он заметил, что Ллиана смотрит на него даже и без тени стыда, хотя она наверняка заметила охватившее его смущение.
— Должна ли я считать, что именно тебе я обязана тем, что все еще жива? — спросила она.
— Не говори ничего, не смотри мне в глаза и опусти голову, когда обращаешься ко мне!
Махеолас произнес эти слова резким и агрессивным голосом, однако выражение его глаз явно не увязывалось с этой его показной суровостью. Оно было отчаянным, почти умоляющим. Этот подросток-человек, похоже, хотел сказать что-то еще, но сдержался и жестом показал служанкам, чтобы они следовали за ним вместе с сопровождаемой ими пленницей. Сделав несколько шагов, они вышли на площадь. Было светло, слоняющиеся кругом монстры не обращали на них ни малейшего внимания. Махеолас подошел, не оглядываясь, к центральному фонтану — широкому водоему, окруженному низкой стенкой из черного камня, — присел возле него, опустил ладони в воду и освежил ею себе лицо.
Здесь было еще жарче, чем в тюремной камере и в подземных туннелях. Свет был неестественным: площадь освещали десятки и даже сотни факелов, установленных на подставках по всему периметру, а также бесчисленные фитили, горящие над каждой из лавочек. Все они нещадно коптили. Потоком воздуха густой дым медленно уносило к находящемуся где-то очень высоко каменному потолку, который был испещрен впадинами и известковыми выступами и с которого свисали поблескивающие сталактиты.
Когда Ллиану довольно близко подвели к Махеоласу, он поднял руку, приказывая остановиться, и тут же показал ей жестом на площадь, толпящихся на ней представителей различных рас и на торговые строения из дерева и холста.
— Добро пожаловать в Нарагдум, — сказал он с насмешливым видом. — Думаю, это название означает что-то вроде «город тьмы»… Этот город — темнее, ниже и грязнее всех тех городов, какие только можно себе представить. Взгляни вон туда…
Ллиана посмотрела в том направлении, в котором он указывал, и увидела лестницу шириной в десять локтей, высеченную в скале и ведущую вверх.
— Ниже этого места уже ничего нет. А вот выше — примерно на расстоянии половины льё — находится храм, в котором ты меня видела.
Эльфийка, осознав, как глубоко под землей она сейчас оказалась, закрыла глаза. Ей никогда раньше даже и в голову бы не пришло, что может существовать такое место, находящееся на таком большом расстоянии от неба.
— …а вокруг храма установлены бараки омкюнзов…
Махеолас сделал паузу — возможно, для того, чтобы заставить ее слушать более внимательно.
— …а также лагерь новобранцев.
Их взгляды снова встретились, и подросток-человек еле заметно покачал головой. А может, у него можно было бы расспросить про ее товарищей? Ллиана не решилась задать ему какой-либо вопрос, тем более что он медленно поднялся и пошел таким неспешным шагом, как будто он был магнатом, показывающим свои владения какому-нибудь своему дальнему родственнику, приехавшему к нему в гости.
— Здесь, в этом низком городе, омкюнзы получают все, что им нужно. Самок, вино, пиво, оружие, драгоценности… и даже черепа… Тут, видишь ли, продается буквально все.
