почему его пощадили и почему Тот-кого-нельзя-называть относился к нему, как к сыну. Страх и от того, что он, возможно, недостоин такой чести… Увидев его в таком состоянии, Ллиана устыдилась того, что вспылила.
— Закрой дверь и сядь рядом со мной, — сказала она, пряча свое тело за длинными полами плаща. — Нам многое нужно друг другу рассказать…
Махеолас, пару мгновений посомневавшись, сделал так, как сказала Ллиана. Усевшись рядом с ней, он некоторое время сидел абсолютно неподвижно, уставившись куда-то в пустоту, а затем закрыл лицо ладонями, и его плечи затряслись так, как будто он засмеялся. Ллиана услышала какие-то сдавленные звуки. Однако затем она поняла, что он не смеется: Махеолас плакал, и это вызвало у нее изумление и замешательство.
Эльфы ведь никогда не плачут от душевной боли.
— Ты говорил, что тебе нужна моя помощь, — ласково сказала она. — И в самом деле нужна?
Подросток ничего не ответил. Прошло еще немало времени, прежде чем он смог взять себя в руки и что-то сказать.
— Посмотри на меня… Каким образом, по-твоему, я могла бы тебе помочь? Я ведь здесь пленница, тогда как ты, похоже, можешь ходить здесь, куда вздумается. А почему к тебе не относятся здесь, как к пленнику? Потому что ты послушник, да?
Махеолас покачал головой, ничего не отвечая. Да и как он мог бы объяснить то, чего и сам не понимал? Вот уже несколько недель он чувствовал себя самозванцем и жил в страхе, что его разоблачат. Как только Повелитель поймет, что он, Махеолас, вовсе не является тем Сыном Человеческим, о котором говорится в дурацких пророчествах… А главное — как объяснить ей, что вот уже несколько дней ему и самому нравится верить в эту легенду, вот уже несколько дней, как он чувствует, что в нем зарождается новое существо, избавленное от условностей его прежней жизни…
— Если я сделаю из тебя свою сожительницу, ты будешь такой же свободной, как и я, — наконец прошептал он. — Для этого мне нужно всего лишь выкупить тебя у Цандаки.
— Ты ведь теперь богатый!
— Они дают мне все, что пожелаю, — сказал Махеолас, поворачиваясь к Ллиане. — Охранников, женщин, золото… Дадут и тебя, если я захочу.
Ллиане тут же пришло на ум несколько язвительных реплик на данный счет, но сейчас говорить что-нибудь едкое было бы неуместно. Она резким движением распахнула полы своего плаща.
— Конечно, ты этого хочешь, — прошептала она, кладя свою ладонь ему на щеку. — Однако чего ты хочешь больше всего — так это чтобы я хотела тебя.
Подросток посмотрел на нее страстным взглядом. К его горлу подступил ком: это был момент, о котором он уже давно мечтал. Поскольку он не осмеливался даже и пошевелиться, Ллиана ласково взяла его ладонь и провела ею по своим грудям, животу, лобку.
— Вытащи меня отсюда, и я стану твоей.
Она убрала его руку в сторону и, наклонившись, поцеловала его в губы, а затем поднялась, состроила ему рожицу и медленно запахнула полы плаща.
— Ты и так уже мне принадлежишь, — сказал Махеолас. — Я хочу сказать, что Цандака предложила мне тебя… Мне даже не пришлось ее об этом просить.
— Почему? — спросила Ллиана. — Почему они дают тебе все, что ты хочешь, тогда как всех других либо убивают, либо заставляют вступить в их войско, либо превращают в рабов?
— Со мной они делают то же самое, что и со всеми остальными, но только в другом виде. Я то ли вступил в их войско, то ли стал рабом.
— Что-то непохоже.
— Да, непохоже… Однако здесь со всеми происходит одно и тоже, но только выглядит это по-разному. Народ подчиняется своим повелителям. Повелители подчиняются своему богу… Я не знаю, почему они обращаются со мной подобным образом. Толком не знаю… Все, что я знаю, — так это то, что сражения, которые недавно произошли, были всего лишь мелкими стычками по сравнению с тем, что еще только готовится. На этот раз это будет не просто очередная война. Они хотят узнать как можно больше о нашей религии. Мне пришлось рассказывать им о Святом Писании, Иисусе Христе, Боге… Мне показалось, что их религия очень похожа на нашу, но в ней… все наоборот. Зло вместо добра. Тьма вместо света… Но в конечном счете…
— В конечном счете существует только один Бог.
— И только один избранный народ. Именно поэтому они набирают в свое войско эльфов и людей. Они хотят, чтобы мы теперь представляли собой только один народ, объединенный одной верой. И… и я думаю, что они рассчитывают убедить моих сородичей при помощи меня.
Ллиана и Махеолас замолчали и переглянулись. На них обоих ошеломляюще подействовали слова, которые сейчас прозвучали, и им показалось, что мир катится в пропасть.
— Мне нужно выбраться отсюда, а иначе все будет ужасно, — снова заговорил тихим голосом Махеолас. — Однако в одиночку я этого сделать не смогу. Я даже не знаю, в каком направлении идти…
— Я тоже.
