— И что?
— Их судьбы связаны друг с другом, — сказал Гвидион, медленно выговаривая слова. — Я не могу объяснить почему, но мне необходимо поговорить с ним и попытаться понять, в чем заключается эта связь. Это важно…
— Я убью его прямо сейчас, — пробурчал Морврин, сжимая кулаки. — Не думай, что я позволю какому-то послушнику причинить вред моей дочери!
— Ей нечего бояться, поскольку он находится под нашим присмотром. Кроме того, я дал ей талисман — одну из рун, которые символизируют собой «Дуйли федха» и которые изготовила в древние времена Эрин, дочь Морриган…
— Какую именно руну?
Гвидион вздохнул и, достав из своей сумки трубку из белой глины, начал набивать ее курительной смесью.
— Руну тиса, — сказал он, когда Морврин уже собрался повторить свой вопрос.
— Тиса? Но почему? Я вообще-то всегда полагал, что это символ смерти!
— Нет… Это руна возрождения, руна продолжения рода… Однако потребуется немало времени на то, чтобы тебе это объяснить, а я устал. Поверь мне: пока она ее носит, с ней ничего плохого не случится… И вообще успокойся: королеве тоже нечего бояться. Битва еще не началась.
Гвидион повернулся и отошел в сторону еще до того, как король успел ему что-то ответить. Да и что он мог ему сказать? Самый старый эльф леса умел заглядывать в сердца. Было бесполезно пытаться ввести его в заблуждение или утаить от него свои мысли. Старый эльф догадался о том, какие чувства испытывает Морврин и что его терзает. После того, как гнев короля прошел, он, наоборот, даже почувствовал облегчение от того, что друид видит его насквозь. Находясь вдалеке от Ллианы и Арианвен, он иногда переставал быть самим собой… Но теперь ему, по крайней мере, есть с кем поговорить. Кроме того, разве Гвидион не сказал, что Ллиане и Арианвен ничто не угрожает и что он, Морврин, благополучно вернется к королеве? Все остальное было для него не очень важным…
Морврин сделал несколько шагов, предаваясь подобным мыслям. Путь ему преградила стена из перепутавшихся, поломанных, торчащих в разные стороны веток поваленного на землю дерева. Он поднял глаза, чтобы оценить высоту этой преграды, и вдруг увидел при свете луны, как мелькнула какая-то тень. Это не была тень животного — по ту сторону упавшего дерева находилось двуногое существо… Морврин на несколько мгновений замер и затаил дыхание, надеясь, что заметит еще какое-нибудь движение. Послышался шелест листьев — такой шелест раздается, когда отодвигают в сторону ветку. Морврин расстегнул плащ, положил на землю лук и колчан и, вооруженный теперь одним лишь кинжалом, стал перебираться через упавшее дерево, протискиваясь между его ветками.
В результате гораздо более серьезных усилий, чем он изначально предполагал, ему удалось забраться на месиво из перепутавшихся и поломанных веток. В это мгновение он услышал, как что-то громко хрустнуло, а затем раздалось что-то вроде жужжания. Он успел повернуться: ветка, отведенная назад так сильно, что едва не сломалась, а затем резко отпущенная, ударила по нему с такой силой, что он, охнув, полетел вниз на землю с высоты в две туазы.
Некоторое время спустя, когда лес снова погрузился в ночную тишину, среди веток появилась лохматая голова Ллава Ллева Гиффа, «подростка без имени». Морврин, лежа на земле, кряхтел, как кабан: он все еще не пришел в себя после полученного им удара. Ллав абсолютно бесшумно отпрянул назад и исчез в ночной темноте.
Эльфы умели перемещаться по лесу быстро и бесшумно, оставаясь при этом невидимыми. И уж тем более сейчас, когда лес был укутан туманом, а землю покрывал довольно толстый слой снега, продвижение воинов различных кланов было настолько бесшумным, что со стороны могло показаться, что это движется армия призраков. В своих длинных муаровых плащах они скользили между стволами буков и дубов серовато-зелеными тенями, которые были такими юркими и неприметными, что случайному очевидцу потом трудно было бы даже и вспомнить, как они выглядели. Лучники из Силл-Дары то проворно пробирались сквозь кусты (причем так ловко, что с веток даже не падал накопившийся снег), то двигались по только им известным тропинкам. Они то появлялись из тумана, то снова исчезали в нем, не оставляя после себя никаких следов — как будто все это происходило в каком-то сне. Они не шли тесными рядами (как это делают люди) и не передвигались компактными группами (как поступают карлики) — они бежали, как стало оленей, то есть проворно, с постоянной скоростью, ни на миг не останавливаясь. Поговаривали, что воины одного клана могли покрыть за день расстояние в двадцать льё[18] (то есть столько же, сколько лошадь), что они передвигались одинаково быстро и днем, и ночью, что даже самые крутые и обрывистые скалы не могли замедлить их передвижение, а их шаг был таким легким, что они даже могли перебежать реку по ее поверхности… Эльфы любили подобные рассказы про самих себя и сами то и дело тешили ими друг друга по вечерам. Их быстрота и выносливость во время движения по лесу в действительности объяснялась тем, что они во время бега старались вообще ни о чем не думать. Как только эльфы отправлялись куда- нибудь группой, они вели себя, как рой пчел или же стая скворцов. Они следовали за теми, кто двигался впереди них, не думая ни о том, куда они бегут, ни о правильности направления своего движения, ни о том, что ждет их впереди, ни о том, что они оставили позади себя. Они в таких случаях — подобно животным — полагались только на свои мускулы, сердце и органы чувств, концентрируя все свое внимание на опасностях и преградах, которые могут повстречаться им по пути, и не думая больше абсолютно ни о чем. Лишь двое или трое из них, бегущие самыми первыми, вели остальных за собой, пока —
